Кроме того, за прошедшие недели я многое узнала о недостатках придворной жизни. Королеву окружали люди беспокойные и склонные к насилию. Женщины, занятые сплетнями и романами, боялись соперниц и бросали на меня косые взгляды. Они проходили мимо меня, презрительно задрав нос и шелестя шелками; напротив, мужчины бросали на меня дерзкие и вызывающие взгляды. Я так и не сумела ни с кем подружиться; все казались мне не только фальшивыми, но и опасными. В воздухе витала плохо скрываемая ненависть и ревность, и я не раз видела, как людей отправляли в Тауэр за неосторожно сказанное слово. Боясь пополнить их ряды, я держалась особняком. Никогда я не была такой одинокой, как в первые дни при дворе. Мое будущее было неопределенным, душа сжималась при мысли о том, кто не мог стать моим мужем, а поговорить мне было не с кем, кроме Урсулы и изредка – сестры Мадлен.
Однажды в середине сентября во дворце неожиданно появился король. Заседания совета он не посещал, но его часто видели во время трапезы. Он сидел на троне, скромный и застенчивый, как девушка. Во время этих появлений он сначала бросал на королеву похотливый взгляд, потом отворачивался и смотрел в пол, кажется, не понимая, что происходит вокруг. Как я выяснила, королева вернула не успевшего оправиться Генриха ко двору, стремясь избавиться от герцога Йорка, который был близок к тому, чтобы перенять у нее бразды правления страной. Однако постепенно король Генрих менялся. Выражение его лица становилось жизнерадостным; он добродушно улыбался каждому, кто к нему приближался, и буквально лучился добротой. Хотя разум его был по-прежнему затемнен, а воля ослаблена, я испытывала к нему чувство сострадания. Королева, гордая и суровая с другими, в его присутствий тоже менялась: из нее так и сочилась материнская забота. Когда король смотрел на нее, в его глазах читались любовь и доверие. Однажды вечером я сказала об этом Урсуле, с которой нас теперь связывала самая тесная дружба.
– О да, – обведя нашу комнату взглядом, прошептала в ответ Урсула. – Он питает к ней такое доверие, что с радостью позволяет украшать себя рогами.
– Замолчи! – испуганно сказала я. – Урсула, твои слова – это государственная измена!
– Значит, я только что вручила свою судьбу в ваши руки.
Королевский двор и в самом деле был полон ловушек. Я лишний раз убедилась в этом, когда однажды вечером после ужина Маргарита послала за мной. Когда я пришла, из покоев выходил толстый клирик, круглый как яйцо, сопровождаемый двумя монахами опущенных клобуках. Я увидела священника не сразу, потому что он держался в тени и шел по коридору бесшумно. Внезапное приветствие, прозвучавшее из темноты, заставило меня вздрогнуть. Я с трудом подавила крик.