– Да. Что остальные?
– Все здоровы, только Арсений заболел. Пришлось оставить.
– Лечат? – нахмурился он.
– Нет, поздно. – Голос снова дрогнул.
– Пошлите за моими на Виндавский. Пусть в гостиницу „Китеж“. Начало Басманной. И вы сюда. Номер семнадцать. Возьмите спирт, иголку, суровые нитки.
Игла приехала быстро. Коротко кивнула Жюли, едва на нее взглянув, хотя видела впервые. Посмотрела на замотанную голову Грина, на заклеенную бровь, сухо спросила:
– Вы тяжело ранены?
– Нет. Принесли?
Она поставила на стол маленький саквояж.
– Здесь спирт, иголка и нитки, как вы просили. И еще марля, вата, бинт, пластырь. Я училась на курсах милосердных сестер. Только покажите, я всё сделаю.
– Это хорошо. Бок могу сам. Бровь, ухо и руку неудобно. И пластырь правильно. Ребро сломано, стянуть.
Он разделся до пояса, и Жюли жалобно охнула, увидев синяки и мокрую от крови повязку.
– Ножевое, неглубоко, – объяснил Грин про рану в боку. – Важное не задето. Только промыть и зашить.
– Ложитесь на диван, – приказала Игла. – Я вымою руки.
Жюли села рядом. Ее кукольное лицо было искажено страданием.
– Гриночка, бедненький, тебе очень больно?
– Вам тут не нужно, – сказал он. – Вы свое сделали. Пусть она. Отойдите.
Игла быстро, ловко обработала рану спиртом. Суровую нить тоже вымочила в спирте. Прокалила на свече иголку.
Чтобы она не так напрягалась, Грин попробовал сказать шутку:
– Игла с иглой.
Очевидно, получилось недостаточно смешно – она не улыбнулась. Предупредила:
– Будет больно, потерпите.
Но боли он почти не чувствовал – сказывалась тренировка, да и дело свое Игла знала.
С интересом наблюдая, как она кладет мелкие, аккуратные стежки сначала на боку, потом на запястье, Грин спросил:
– „Игла“ – из-за этого?
Вопрос вышел неуклюжий, он сам это почувствовал, но Игла поняла.
– Нет. Из-за вот этого.
Быстрым движением подняла руку к тугому узлу волос на затылке и выдернула длинную, острую заколку.
– Зачем? – удивился он. – Защищаться? Она промыла спиртом разбитую бровь, наложила два шва и только потом ответила.
– Нет. Заколоться, если арестуют. Я знаю, нужно вот сюда. – И показала себе на шею. – У меня клаустрофобия. Не выношу тесных помещений. Могу не выдержать тюрьмы и сломаться.
Ее лицо залилось краской – было видно, что признание далось Игле нелегко.
Вскоре прибыли Емеля и Снегирь.
– Ранен? – испуганно спросил Снегирь. А Емеля, оглядевшись, прищурился:
– Где Рахмет?
На первый вопрос Грин не ответил, потому что было излишне. На второй объяснил:
– Нас теперь трое. Рассказывайте.
Рассказывал Снегирь, Емеля время от времени вставлял реплики, но Грин почти не слушал. Он знал, что мальчику нужно выговориться – в первый раз был на настоящей акции. Однако детали перестрелки значения не имели, думать сейчас надо было о другом.