Утром не трогали вовсе. Завтраком надзиратель с ложечки кормил, как цыпу-лялю. А вместо обеда поволокли снова наверх. Матушки-сестренки, смотрю – старый знакомец, полковник Пожарский. Тот самый, что на Аптекарском мне кепи прострелил. Чтобы меня повидать, срочно прибыл прямо из Петербурга.
Я-то думал, откуда ему меня знать. На Аптекарском ведь темно было. А он увидел меня, рот до ушей. „Ба, говорит, господин Селезнев собственной персоной, неустрашимый герой террора!“ По словесному описанию отыскал старое мое досье, ну то, по фон Боку.
Сейчас, думаю, начнет удавкой пугать, как Бурляев. Ан нет, этот половчее оказался. „Вы нам, говорит, Николай Иосифович, просто как манна небесная. Министр на нас с директором из-за генерала Храпова ножками топает. Самому ему еще хуже – государь император грозит с должности погнать, если немедля злоумышленников не сыщет. А кто искать будет – министр? Нет, раб божий Пожарский. Не знал, с какого конца даже браться. И тут вы сами падаете нам в руки. Так бы и расцеловал“. Ничего подъехал, да? Дальше хуже. “Я, говорит, для газеток уж и статейку приготовил. „Конец БГ близок“ называется. И внизу шрифтом помельче: „Триумф нашей доблестной полиции“. Мол, взят опаснейший террорист Н. С., который дал обширные и чистосердечные показания, из коих явствует, что он является членом пресловутой Боевой Группы, только что злодейски умертвившей генерал-адъютанта Храпова. Тут, Грин, должен повиниться, дал я маху. Когда в Ларионова стрелял, сказал ему – вот тебе, предатель, от Боевой Группы. Я ж не знал, что Фандорин за дверью подслушивает…
Ладно. Сижу, слушаю Пожарского. Понимаю, что на испуг берет. Мол, виселицы не боишься, так позора испугаешься. Погоди, думаю, лиса жандармская. Ты хитер, а я хитрее. Губу закусил, бровью задергал, как будто нервничаю. Он доволен, давит дальше. „Знаете, говорит, господин Селезнев, мы вас ради такого праздника даже вешать не станем. Черт с ним, с Ларионовым. Дрянь был человечишке, между нами говоря. А за фон Бока, конечно, каторгу пропишем, это уж непременно. Там, на каторге, вам очень славно будет, когда от вас, предателя, все товарищи отвернутся. Сами в петлю полезете“. Тут я в истерику, потом покричал на них немножко, пену изо рта подпустил – я умею. И скис, вроде как духом пал. Пожарский подождал немножко и наживку мне кидает. Мол, есть и другой путь. Вы нам соучастников по БГ выдаете, а мы вам паспорт на любую фамилию. И весь мир у ваших ног – хоть Европа, хоть Америка, хоть остров Мадагаскар. Я поломался-поломался и наживку заглотил.