Та еще жизнь!
Я выплеснул остатки кофе в раковину и прошел в комнату. Там было темно. Эта темнота заставила меня вспомнить о мертвом друге.
* * *
Последний раз мы виделись за неделю до его смерти. Он пришел поздно вечером. Мне показалось, что он сильно болен, — его трясло как в лихорадке. Он попросил не включать свет, и мы говорили в темноте. Я слышал его хриплое прерывистое дыхание и то, как он хрустит суставами пальцев. У него была такая манера — нервничая, он принимался выламывать себе пальцы. От этого хруста у меня по спине всегда бежали мурашки.
— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, — сказал он. — Пусть это полежит пока у тебя.
Он протянул в темноте какой-то сверток. На ощупь это была увесистая папка, завернутая в газету.
— Что это? — спросил я на всякий случай.
— Рукопись. Спрячь ее подальше.
— Что за рукопись?
— Будущая книга, — он хмыкнул.
— Твоя?
— Нет.
— Ты уверен, что стоит доверять кому-то…
— Уверен, — оборвал он меня. — Еще как уверен… Я не могу тебе всего рассказать. Вернее, могу, но ты этому не поверишь. Скажешь, что я рехнулся… Да и ни к чему тебе это.
— Хочешь кофе?
— Нет.
Он закурил. Огонек зажигалки на секунду осветил его лицо. Оно больше походило на череп… Прикуривающий череп.
— Ты скверно выглядишь… Что с тобой? — спросил я.
— Неважно… Знаешь, ничто не меняется так быстро, как значение для тебя тех или иных вещей… Вчера это было важнее самой жизни, а сегодня не стоит и пачки сигарет. Глупо что-либо ценить. Очень глупо…
— О чем ты?
— Долго объяснять.
— Я никуда не спешу.
— Зато я спешу, — резко сказал он. — Я спешу!
Он немного помолчал. Потом продолжил уже спокойно:
— Извини… Лучше не будем об этом. Просто спрячь рукопись. Ненадолго… Скоро я ее заберу. Только… Не читай ее без меня, ладно?
— Почему нужно ее прятать?
Он промолчал.
— Уж не украл ли ты ее часом? — я попытался пошутить.
Он рассмеялся. Веселья в его смехе было не больше, чем оптимизма в покойнике.
Тогда он ничего больше не сказал.
А через неделю повесился у себя дома на дверной ручке. Знатоки утверждают, что такой способ самоубийства требует железной решимости. Смерть наступает от удушья, и человек может мучиться минут десять, оставаясь в сознании, но тело уже не слушается, наступает паралич… Ничего более жуткого я себе представить не могу. Уверен, он знал, на что идет. В его духе было сначала детально изучить все возможные способы, а уже потом принять решение. Он всегда был очень основательным…
Нашли его только через два дня, когда трупный запах студенистой медузой выполз на лестничную площадку. Соседка, старая толстая метиска, заподозрила неладное и позвонила в полицию.