* * *
Еженощный ритуал начался, как всегда, с осмотра оконных и дверных запоров в доме ныне покойного мэтра архитектуры, то и дело вглядываясь во двор, боясь обнаружить человека в капюшоне. Я сидела в темноте гостиной дома Мартина Галеа и подумала о прошедшем дне. Если бы не тот факт, что результатом всего этого явилось убийство, произошедшее могло сойти за забавный случай в духе Монти Питона. После душераздирающих воплей мой северный темперамент возобладал над первобытным страхом и я кое-как взяла себя в руки, чего нельзя было сказать о других. Я никогда в жизни не слышала такого оглушительного шума. Все орали и выли. Марисса особенно тяжело переживала случившееся, сраженная несколькими серьезными приступами истерии, закончившимися полным изнеможением. Кузены Иосифа и водители грузовиков плакали и размахивали руками.
Я рванулась к телефону. Не имея ни малейшего понятия, как позвонить в полицию, я попыталась соединиться с телефонисткой.
Кое-как набрав номер трясущимися руками, я попыталась связно объяснить, что мне нужно. Мне, вероятно, ответили по-мальтийски, что все линии заняты, но попросили не вешать трубку. Через секунду заиграла громкая музыка в стиле диско, кажется, всеми любимая на Мальте. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я, мягко говоря, испытала замешательство, близкое к помешательству, да простят меня за каламбур.
Наконец, после вечного, как мне показалось, ожидания мужской голос громко спросил что-то по-мальтийски.
— Случилось ужасное несчастье, — сказала я, едва переводя дух.
Оператор перешел на мой родной язык и снова загремел басом:
— Что вы хотите?
— Полицию! — крикнула я.
— Куда? — гаркнул он.
— Куда что? — оторопела я.
— Мальта или Гоцо? — снова прогромыхал он.
— Мальта.
Еще один раунд рок-музыки.
Я сначала подумала, что оператор отключил меня, но в конце концов меня соединили с полицией, и я рассказала как можно понятнее, что мы нашли тело в сундуке, прибывшем из Торонто. Можете себе представить, как это восприняли на другом конце провода? Меня спросили, как к нам доехать, но я не могла этого объяснить.
— Подождите минуту! — взвизгнула я.
— А кричать необязательно, — сказал полицейский брюзга.
Я позвала самого невозмутимого, или, вернее, менее истеричного, из кузенов и заставила его говорить с полицией. И вот они приехали. Мариссе вызвали врача, меня препроводили в полицейский участок Флориана для дачи свидетельских показаний, пока, наконец, со мной не вступил в разговор Винсент Табоне. Вся эта процедура, включая дознание самого Табоне, вылилась в многочасовую нервотрепку, и едва я вернулась домой, мне стало себя ужасно жалко.