— Тогда что он делал в Риме, Марисса? — спросила я.
— Мне нечего сказать, — с горечью ответила несчастная женщина. — Абсолютно нечего. Но я точно знаю, что Иосиф не мог убить Галеа.
Она не изменила своего решения. Ни тогда, ни потом. Я оставила ее безмолвную и оцепеневшую под грузом тягостных воспоминаний. Мне бы очень хотелось присесть рядом с ней и постараться убедить, что рассказать о цели поездки Иосифа лучше, чем ничего не говорить, но у меня были другие обязательства перед этой женщиной, ведь я дала слово.
* * *
Я обещала доктору Стенхоуп, а главное Софии, что буду вовремя. Подойдя к университету — Роб подвез меня по дороге в полицейский участок Флориана, — я увидела небольшую толпу у входа. Группа людей кричала и показывала руками в сторону, кого бы вы думали, Анны Стенхоуп. Я сначала не могла понять из-за чего весь этот сыр-бор, но вскоре прояснилось, что кучка родителей протестовала против участия их дочерей в весьма сомнительного содержания спектакле, откуда веяло сильным феминистским духом. Ясно было одно: они не желали, чтобы их кровиночки участвовали в представлении. Оппозиция Анне Стенхоуп превосходила по численности ее сторонников. Виктор Дева пытался погасить эмоции толпы. Марио Камильери, пиарщик из кабинета премьер-министра, тоже тщетно старался утихомирить возмущенных родителей. Опасаясь за возможные эксцессы, он увел Анну и Виктора в здание университета.
Я заметила в толпе Софию с мужчиной, видимо отцом, хотя я только раз видела вскользь его профиль в окне, когда мы вечером возвращались из города. Он держал ее руку мертвой хваткой, и девочка от подобного произвола скривила рот, хотя от меня не ускользнуло, что она колеблется. Парочка ее подружек, тоже артисток, начала отступать под сердитые окрики своих родителей.
Все шло к тому, что представление «звук и свет» никто никогда не увидит. Но вдруг толпу неожиданно начал теснить серебристо-серый лимузин, подъезжавший к ступеням университета. Я услышала, как кто-то громко зачастил на мальтийском языке. Не поняв ни слова, я нашла этот голос просто неотразимым. Сочные нотки оратора полностью изменили настроение этих людей. Отец Софии выпустил руку дочери, и она с трудом стала просачиваться сквозь толпу мне навстречу.
— Кто это и что он сказал? — шепнула я.
— Это Джованни Галициа, министр иностранных дел Мальты. Он сказал им, что тот, кто не может себе представить Мальту страной, играющей выдающуюся роль среди Средиземноморских государств и занимающей достойное место на мировой арене, не достоин называться гражданином Мальты. Возможно, что среди собравшихся есть люди, довольные отведенной Мальте ролью — быть просто заложницей в европейской политике, — но он верит, что после этого представления весь мир узнает о нашей стране. И пусть те политики, которые не ценят славную историю Мальты, выучат ее во время спектакля. — София посмотрела на меня и состроила гримасу.