И отец и мать Виллы были натуралистами-любителями, больше интересовавшимися существами животного мира, чем людьми. Их не беспокоило Общество, и они покинули Лондон, чтобы жить на природе, которую они так любили. Дерритон привлек их своим добродушным и терпимым населением, какое только могла предоставить преуспевающая деревня.
Затем по деревне прокатилась эпидемия лихорадки, и стало слишком поздно. Слишком поздно для разговоров о женственности и мужских тайнах. Слишком поздно для приданого и свадебных приготовлений. Слишком поздно, чтобы иметь мать, когда она больше всего в ней нуждалась.
Волна острого одиночества накатила на Виллу. Позволив себе еще один искренний вздох, перед тем как еще раз обратиться к проблеме, Вилла посмотрела на мужчину, рядом с которым она будет спать всю оставшуюся жизнь.
Что это была за странная мысль. И возможно не совсем неприятная. В конце концов, она была здоровой девушкой, оценивающей прекрасно выглядящего мужчину. Это было ее самым заветным желанием — выйти замуж за кого-то доброго и благородного, завести детей, снова иметь свою собственную семью.
Этот определенный мужчина, несомненно, казался хорошо сложенным. Ей пришло в голову, что сейчас самое время провести некоторое расследование. Они были женаты, в конце концов. Вилла приблизилась к нему, постаравшись улыбнуться как можно ярче, и удостоверившись, что она на всякий случай заблокировала дверь конюшни.
— Вы не хотите чего-нибудь поесть, муж? — вся деревня все еще была на свадебном завтраке. Если бы поздравления не были настолько сердечны, Вилла могла бы посчитать себя оскорбленной от внушительного размаха идущего празднования.
Мистер Натаниэль Стоунвелл бросил на нее осторожный взгляд, затем покачал головой и повернулся обратно к своей лошади. Ободренная, Вилла выдохнула:
— Но вы должны это сделать. Мы накрыли превосходный стол. Каждый человек в Дерритоне сидит там, желая поздравить вас. Это очень милая деревня и каждый здесь присматривает за каждым.
Хотя то, что каждая душа знала о делах другого человека все, вплоть до последних смущающих деталей, могло иногда быть надоедливым. Но Вилла не сказал этого вслух.
Он не ответил, только чистил свою лошадь все более длинными и мощными движениями. Как печально. Спаси меня небо от еще одного неразговорчивого мужчины.
Но все же ей нравилось смотреть, как его плечи двигаются под рубашкой, когда он работал скребницей. Они слегка перемещались и напрягались с каждым движением. Восхитительно. Вилла поморгала, чтобы избавиться от мечтательности, и вернулась к задаче, стоящей перед ней. Ей нужно узнать о намерениях Натаниэля Стоунвелла.