Премьер-министр нетерпеливо переместился на своем стуле.
— А я говорю, что нужно наказывать любую газету, которая напечатает эту дрянь! Штрафовать их, если они печатают «Голос», а также взыскивать с них, если они публикуют этого либерального пропагандиста Андеркайнда!
Сокол изучал сводчатый потолок, а Лев даже не сделал попытки скрыть свою ухмылку. Натаниэль повернулся к Ливерпулу.
— Я бы сказал, что карикатуры мистера Андеркайнда — это наша наименее важная забота в настоящий момент. Кроме того, я полагаю, что Этеридж контролирует Андеркайнда.
Сокол издал какой-то полузадушенный звук, удививший Натаниэля. Был или это смех? Невозможно. Сокол никогда не смеялся.
Натаниэль продолжил.
— Что касается штрафования газет, то я не думаю, что они уступят давлению. Они получают так много денег от любого издания, в котором печатается «Голос», что будет трудно заплатить им достаточно, чтобы они прекратили это делать.
Он снова повернулся к трем присутствующим мужчинам.
— Нет, кажется, мы должны взяться за это дело с другого конца. Найдем Фостера…
— И Денни, — добавил Сокол.
— И Денни, — согласился Натаниэль, — и это сделает поиски Химеры гораздо проще.
Он посмотрел на двух других членов Четверки. Слова не были сказаны, но он знал, что они все думали одинаково.
Мы надеемся.
Через улицу, напротив Рирдон-Хауса, укрывшись в тени Гросвенор-Парка, за домом наблюдал мужчина. Он не подходил к окружающей обстановке, так что старался остаться незамеченным, но остальные потребности — голод, холод, усталость — не имели для него значения.
Темнота внутри — вот все, что он мог ощущать. Предательство. Месть. Он снова и снова переворачивал это слово в своем сознании, полируя его до тех пор, пока оно не засверкало, как кусочек черного янтаря.
Он потерял все. Ему некуда было пойти, и у него не осталось жизни, которую нужно было прожить. Была только совершенная месть.
Конечно, эта месть могла включать в себя нескольких личностей, но ни один из них не ускользнул от рук закона или от раскаяния. Только Рирдон, отступник, только он не потерял ничего. Рирдон сохранил свой титул, свое богатство, свою жизнь. А теперь у него была еще и девушка.
Так много всего у лжеца и предателя.
И ничего для меня. За исключением мести.
Что-то шумело. Шелестело и суетилось. Двери открывались и закрывались. Вилла еще глубже погрузилась в совершенный покой своей кровати.
Нет.
Я не просыпаюсь. Я отказываюсь.
Наконец, послышался звук льющейся воды, который оказал гальванизирующий эффект на ее мочевой пузырь. Теперь она должна была проснуться.