Он с трудом сглотнул.
— Лорды стали замечать меня и брать в услужение, пока наконец сам Эдвард не обратил на меня внимание, ведь он любит турниры, и не предложил мне присоединиться к нему в войне против Уэльса. Именно тогда я и услышал о Вашей помолвке, — сказал Бэрен.
И именно тогда гнев послал его в самую гущу сражения, заставляя крушить и уничтожать врага, нестись сквозь вражеские ряды точно копьё, зарабатывая себе славу, которой он больше не искал. И когда наконец война была окончена и Эдвард наградил его землями, Бэрен был уверен, что она уже вышла замуж за другого. Он похоронил свои надежды, равно как и часть самого себя.
— Но почему Вы не приехали тогда, когда услышали о моей помолвке? — спросила Женевьева.
— Мы были в самой гуще боевых действий, — ответил Бэрен. Но не это было причиной, и они оба понимали, что это не было оправданием. Бэрен глубоко вздохнул, про себя признавая это. — Какое право я имел рушить Ваше счастье? — спросил он.
— Так что, Вы со спокойной душой отдали меня незнакомцу, избавив себя от любого беспокойства, даже не подумав о том, всё ли со мной хорошо, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь? — спросила Женевьева, и под конец вопроса, её голос чуть не сорвался на крик.
— Но и Вы не отправили ни одного из тех писем, которые Вы, по Вашим словам, написали, чтобы хоть как-то ободрить меня, подать знак или просто проинформировать о том, что Вы всё ещё помните моё имя! — возразил Бэрен.
— Была же у меня гордость! — сказала Женевьева.
— Так же как и у меня! — ответил Бэрен.
Комната погрузилась в тишину, пока наконец Женевьева не заговорила вновь.
— И мы оба страдали от этого, — сказала она. — А сейчас уже слишком поздно.
— Так ли это? — спросил Бэрен.
Как он мог поверить в это, если мог опустить свой подбородок на её светлые локоны, ощущая её аромат, и чувствовать её податливое тело прижатое к его собственному? Когда он развернул её к себе лицом, упиваясь чудом её близости, все прошедшие годы будто стёрлись из памяти. И даже если какие-то сомнения ещё оставались в нем, Бэрен их полностью проигнорировал, отдавшись радости, которая затопила его целиком.
Когда она наконец встала лицом к нему, Бэрен поднял её подбородок и увидел, что на ресницах всё ещё сверкали капельки слез. Стирая их поцелуями, он позволил своим губам исследовать её, такие любимые, черты, покрывая поцелуями её брови, её бледные щеки, её губы…
Когда губы Женевьевы встретились с его губами, осторожными, но нетерпеливыми, Бэрен почувствовал, что в его тело, будто толчками, возвращается жизнь. Стон сорвался с его губ, когда он начал привлекать её всё ближе и ближе к себе, пока её руки не сплелись на его шее. Подхватив Женевьеву на руки, он понес её к кровати и опустил на белоснежные простыни. На сей раз, когда он стоял рядом с ней, она потянулась к нему, заставляя лечь рядом.