Когда все стихло, Безродный и Цыган вышли из укрытия и направились к убитым. Безродный ворчал:
— Дурак! И чего ты зря людей колотил, ведь сказано было, что только троих надо!
— Да мечутся, как шальные, прямо под пули лезут, — оправдывался Цыган.
Среди убитых был кореец Че Ху Ен, приятель Цыгана. Он-то и подсказал ему, где бригада будет искать корень. Поплатился за свой язык.
Сорвали с плеч корневщиков питуазы, потом опрометью бросились в ельник. Там вскочили на коней и той же тропой на рысях ушли верст за двадцать от этого места. Десять дней отлеживались в шалаше, ждали, пока утихнут разговоры. Добыли около десяти фунтов женьшеня. Среди корней были крупные. Они ценились очень дорого.
Один, похожий на человека, весил почти триста граммов. А ведь это табун коней, стадо коров!
— Вот так, Цыганище, несколько выстрелов — и куча золота.
— Слушай, Степан, а не опознают нас?
— Пусть опознают. Пристав наш. Потом, мы срезали манз под Какшаровкой, под носом староверов, на них и свалят. Пустим слух, что видели старовера, который стрелял в корневщиков. Дело пойдет.
На десятый день Безродный с Цыганом выехали к устью Селенчи. Здесь они встретились с другой бригадой корневщиков из пяти человек. Те уже знали про страшное убийство под Какшаровкой. Стали просить у русских проводить их до Ольги.
— Это можно, мы туда же чапаем.
— Вам наша буду хорошо заплати, — суетился старшинка бригады.
— Чем же ты заплатишь? — спросил Безродный как бы между прочим. — Корня много нашли, может быть?
— Не, сопсем не нашли, его тругой район уходи. Не нашли, — пряча глаза от Безродного, выкручивался старшинка.
— Не бойся, мы люди мирные, проводим вас, никто не тронет.
У перевала встали на ночлег. Безродный предложил устроить табор подальше от тропы.
— Мало ли что, — сказал он. — Могут напасть бандиты на сонных, и пикнуть не успеем. Их за костром не будет видно, а они нас увидят.
Его послушались. Отошли от тропы за версту, развели костер, корневщики разделись, легли ногами к огню и вскоре заснули. Ночью Безродный переколол ножом всех корневщиков, никто и крикнуть не успел.
Хладнокровие, с каким Безродный убивал людей, ужаснуло Цыгана. Он сжался, отполз от костра, закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса.
— Ну чего ты, дурачок, кого боишься? Ведь таких, как эти, здесь тысячи, много пришлых из Маньчжурии и Кореи, все они беспаспортные. Никто и искать не будет, — говорил Безродный, вытирая нож о траву.
— Страшный ты человек, Степан! Мог бы и меня… вот так же?
— Запросто, если изменишь! Тайга — дело серьезное. Тут может выжить только самый сильный. А я хочу не просто выжить. Хочу видеть, как будут передо мной пресмыкаться пристав, уездный, даже сам губернатор. Хочу дворец из мрамора в тайге построить… Чтобы через века мое имя не забыли.