– Надо же! – всплеснула руками бабуля в мохеровом колпаке 1973 года выпуска, глядя, как ее вздорная, гавкучая болонка суетливо мельтешит возле малышки, выпрашивая ласку. – Моя Пышечка терпеть не может детей, рычит всегда, а тут – поди ж ты, сама ластится к вашей девочке! Чудеса! У вас очень славная малышка.
– Спасибо.
– Знаете, у меня такое чувство, что я вас уже где-то видела. Вот только не помню где.
– Да здесь, наверное. – Так, пора отсюда уходить, не хватало еще, чтобы нас узнали. – У нас здесь пес лечится.
– Нет, не здесь, – задумчиво протянула бабуля, вглядываясь то в меня, то в Нику все пристальнее.
Ой, пристанет сейчас! Скорее бы появился врач Мая!
Он что, телепат, что ли?
Дверь в конце коридора распахнулась, и до сидевших в ожидании приема людей и зверей донеслись скулеж и мяуканье тяжелых пациентов. Но вышедший доктор быстро закупорил страдающее пространство, чтобы не нервировать вновь прибывших.
Заметив меня, он кивнул, улыбнулся и приглашающе поманил рукой.
– Мам, это нас зовут? – Ника цепко ухватила меня за руку и потянула навстречу ветеринарному врачу. – Пойдем скорее, я хочу видеть Мая!
– Идем-идем, не тяни так, а то уронишь маму.
Мы прошли уже половину расстояния, дорожкой линолеума, протянувшегося между нами и доктором, когда за спиной раздался радостный вопль:
– Вспомнила!
Я вздрогнула и, не оборачиваясь, прибавила скорость. Только этого не хватало!
– Вы знаете, кто эта чудесная малышка? – голос бабули украсился частыми вкраплениями привизга. – Это же дочка Алексея Майорова! Да-да, я видела их фотографии в журнале! И ее, и матери ейной! Дамочка, постойте! Подождите!
– Ника, быстро! – Я подхватила дочку на руки и, пробегая мимо слегка обалдевшего ветеринара, скомандовала: – За мной! Дверь желательно запереть.
– В смысле? – притормозил врач, вряд ли он привык к подобным условиям бытия.
– Бабку в шапке видите?
– Которая с болонкой? Да, она почему-то бежит за вами. Это ваша знакомая?
– Доктор, заприте дверь, пожалуйста! – пришлось применить меры физического воздействия и втолкнуть ветеринара в клинический блок.
Да что ты будешь делать, а! Стоит, возмущенно сопит, очки с носа сдернул – на меня, судя по всему, сейчас опрокинут обличительную речь.
Пришлось и дальше заниматься самоуправством, благо, что ключ торчал в замке. Я повернула его – и буквально в следующее мгновение с той стороны забарабанили в дверь:
– Дамочка! Как вас! Жена Алексея Майорова! Я хочу спросить! Узнать! А правда, что…
Престарелая почитательница Лешкиного таланта продолжала кричать на дрожавшую под ее натиском дверь, а по физиономии ветврача медленно, но верно, словно бензиновая пленка по воде, начинало расползаться понимание: