В шесть Мила спрыгнула с подножки автобуса, Паша разорился на такси. Как раз стемнело – весна весной, а темнеет рано. Паша шел за ней, стараясь оставаться в темноте, а Мила торопилась, иногда переходила почти на бег. Но дороги здесь типично деревенские, на каблуках тяжело скакать по кочкам.
Когда-то эти места пустовали, потом советская власть выделила уважаемым людям участки под дачи. Но уважаемые люди не имеют привычки тыкать в землю лопатами и царапать ее граблями, им желательно отдохнуть, поэтому вскоре здесь развернулось строительство пригодных для жилья домов. Позже район стал чертой города, сюда пустили транспорт.
Мила вошла во двор одного из таких особнячков. Паша отметил про себя, что собака не залаяла, значит, ее нет. Даже если псина хорошо знает человека, все равно пару раз гавкнет, потом увидит и заскулит или просто замолчит. Перемахнуть через забор Паше – раз плюнуть, что он и сделал. В окнах первого и третьего этажей горел свет, парень подбежал к ближайшему окну и увидел внутри Милу – она поднималась по лестнице. Паша огляделся, присмотрел дерево и вскарабкался…
– Пока достаточно, – прервал Носов и перевел взгляд на скульптора. – Теперь вы.
– Я? – словно не понял Седов.
– Мила же к вам пришла, значит, вы и продолжайте.
– Я… ждал ее… – неохотно начал тот. – Думал, она уже не придет, но не закрывал ни ворота, ни дом. Ждал в мастерской, приготовил ей подарок. Мила любила подарки…
– Ну, ну, – подстегнул его Носов.
– Она увидела мой подарок и ушла.
– Не понял. Увидела, и все? – недоуменно пожал плечами Носов. – А подарок девушке понравился? Что вы ей подарили?
– Мой подарок был слишком большим…
– Дед, что ты врешь? – зло бросил Паша.
– Молодой человек! – вскипел Седов.
– Спокойно, спокойно, граждане, – повысил голос Носов. – Павел, в чем ложь?
– Мила не ушла, – процедил Паша, глядя на старика с ненавистью. – Она разделась! Догола! Он еще ее целовал! Меня чуть не стошнило. И подарка никакого дед не дарил.
– Дарил! – вторично пыхнул Седов. – Просто юноша его не увидел ввиду ограниченности…
– Поэтому я, ограниченный тупица, должен сесть за тебя? – огрызнулся Павел.
– Рассказывайте, – приказал Седову Носов.
Мила вбежала в мансарду:
– Привет, это я!
– Как ты долго, – упрекнул Владислав Иванович. Но он был рад ей.
– Так получилось. Ну, поздравляй…
Девушка раскинула руки в стороны, тем самым открыв доступ к телу. Таких моментов в жизни скульптора сейчас было мало, и все они врезались в память. Сам Владислав Иванович не смел настаивать на поцелуях, потому что горд и не хотел очутиться в униженном положении, когда его могут высмеять. А также помнил: целовать старость в губы, должно быть, малоприятное занятие. Но когда Мила разрешала, он священнодействовал.