– Боюсь, это нескромно, – сказала Татьяна Лоусону.
– Увы, мадам, но это теперь неотъемлемая компонента вашего имиджа, – ответил Лоусон с легким поклоном головы, – таковы неизбежные издержки гласности в демократическом обществе, мадам…
Татьяна фыркнула и укорила Лоусона в том, что он говорит банальности… Но журнал взяла, и несколько раз внимательно просмотрела форбсовские чарты вдоль и поперек.
Отметила в списке мировых лидеров знакомые фамилии людей из Ордена… Петти, Макмиллан, Хаммонд, Джейкоб Цорес…
Обратила внимание на впервые появившиеся в списках русские имена… Тополинский, Черновыдрин…
Но каков Гейл Блитс!
Он обогнал их всех и стоит на первой позиции.
«Наверное, это нехорошо», – подумала Татьяна и, резким, почти каратистским движением хлопнув ладошкой по рычажку сигарных ножниц, закурила длинную ароматную «Ромео и Джульетту»…
Разбирая почту, Лоусон напомнил ей, что целесообразно было бы откликнуться на приглашение и посетить благотворительную выставку Королевского общества садоводов, потому что там обязательно будут и королева-мать, и сама председательница общества – королева Елизавета.
У леди Морвен появится прекрасный повод напомнить ее величеству о намерении покойного тринадцатого лорда и кавалера орденов Подвязки и МБИ участвовать во вновь создаваемых благотворительных фондах ее величества…
– Увы, Лоусон, боюсь, это выглядело бы некорректно, ведь мы все еще в трауре.
Ох уж этот траур…
Хотя черные шляпки с вуальками от Нины Риччи ей были очень к лицу.
Таня не без удовольствия целых три дня потом разглядывала фотографии похорон, опубликованные и в «Ньюсуик», и в «Сан» и в «Пари-Матч», где крупным планом из-под черной вуали видны только бледная щека и подбородок… Белая-белая кожа… И красные-красные губы самой ярко-красной помады! Черное, белое и красное!..
И желтые розы, которые так изысканно смотрятся на черном…
На выставке будет море желтых роз…
Ах, и все-таки она женщина! Ей оч-чень хотелось поехать на выставку. Как маленькой девочке хотелось когда-то поехать в парк и покататься на карусели…
– А что, Лоусон, – спросила Татьяна, – ко дню Дерби мы еще будем в трауре?
Лоусон поглядел в календарь, беззвучно пошевелил губами и утвердительно кивнул.
– Да, мадам, все еще будем…
– Ах! – тягостно вздохнула леди Морвен, – и на скачки в Эскоте мы тоже не поедем!
И не то чтобы ей нужны были скачки, просто хотелось на люди, в суету, хоть на несколько часов избавиться от гнетущего одиночества.
Ах, как она теперь была одинока!
Родители?
Мамочка Адочка, насколько известно, все еще хороша, несмотря на свои шестьдесят пять, по-прежнему беззаботна и убеждена, что ежемесячные две тысячи долларов ей выплачивает ваучерный фонд «Августина».