– Нет, она сейчас в Майами, – ответил Эрон, – она прилетит на свою сессию съемок на той неделе…
– Вот те раз! – сказал Леонид, – вот те раз…
Подчеркивая важность Ленечкиной персоны, на второй вечер Колин пригласил Рафаловича в хороший клубный ресторан.
– Сегодня мы ужинаем с моим русским другом Леонидом, – сказал Колин метрдотелю, вышедшему к ним навстречу.
– Тогда, наверное, надо приказать подать водки и икры? – по-своему сострил метрдотель.
Но они предпочли водке с икрой свежих средиземноморских устриц, омаров, розовых креветок и бутылочку розового вина с берегов Роны урожая самого солнечного из семидесятых.
– Французы носят с собой специальные календарики, где означены урожайные и неурожайные годы, – сказал Фитцсиммонс, пробуя вино, – а мне таких шпаргалок не надо, я наизусть помню, а еще доверяю вкусу здешнего клубного руководства, оно винный погребок формирует.
– А на русском флоте, особенно на больших кораблях, был обычай, что в офицерской кают-компании за стол и вино отвечал выборный старший офицер, обычно первый помощник, но в советское время, когда я служил, это уже было только в преданиях.
– Что, вам не давали к обеду вина? – спросил Колин, участливо посмотрев на Леню.
– Наоборот, нам, подводникам, в походе вино было строго предписано докторами по регламенту питания, вино давали даже матросам и старшинам, и у них там в матросских кубриках обычай был такой – бутылку красного сухого выдавали на четверых, по сто пятьдесят грамм на человека, но хитрые матросы предпочитали пить вино раз в четыре дня, но сразу бутылку залпом, чтобы запьянеть. Три дня ходишь трезвый, а на четвертый день – косой.
– И как на это смотрели командиры? – с неподдельным интересом спросил Колин.
– Нормально смотрели, – ответил Леня, – пережимать на корабле с дисциплиной, матросов заставлять ходить по струнке – ни к чему хорошему никогда не приводило, матросы офицерам, что им на горло наступали, хитро мстили.
– Расскажи! – попросил Колин. – Я такой случай в сценарий вставлю.
– А вот был у нас на учебной плавбазе, когда я еще в училище курсантом служил, один старпом, Крысюк по фамилии, в английском аналоге, наверное, звучало бы как мистер Рэт… Так вот, Крысюк этот ни матросам, ни курсантам продыху никакого не давал, жал с дисциплиной, как легендарный боцман Дзюба на гребных галерах. И вот перед строевым смотром, который должен был командующий принимать, у этого Крысюка из каюты пропал кортик.
А без кортика в парадной форме никак нельзя. И мало того что кортик пропал, так Крысюку в каюту подбросили детскую игрушечную алюминиевую сабельку из военторга… А по алюминиевому лезвию гвоздиком наши корабельные остряки нацарапали девиз: «Бодливой корове Бог рогов не дает»… Крысюка потом после этого смотра на берег списали.