Клаус знал несколько слов по-русски, а по-чеченски знал уже больше. Захмелел он первым, поэтому первым и заговорил о сокровенном, стараясь вкладывать как можно больше смысла и экспрессии в каждое слово.
– Гитлер капут. Война капут, – сказал он, помогая себе жестами. – Домой. На хаус. Фатерленд. Фрау Штайнер. Берлин. Марта…
Он покраснел и сбился.
– С тобой, Клаус, все понятно, – отозвался Горелов. – Твой дом, хоть и самый дальний, но самый понятный. Подтянул штаны и топай через границы. Пока не упрешься в свои сосиски и капусту с пивом. А у нас с Салманом все не так просто.
– Почему так говоришь, Женя? – тут же возразил Бейбулатов. – Я дома живу. Вот мой дом. Почему сложно?
– А как ты объяснишь, кто ты теперь такой? Кто ты есть? Дезертир с фронта или избежавший депортации враг народа? Тебе самому что больше нравится?
– Мне нравится – джигит, фронтовик, герой, чеченец. Уйду в горы, везде мой дом. Буду там жить. Не пропаду.
– Можно и так, – согласился Горелов. – Вот у кого совсем сложно, так это у меня. Пособник жене немецкого диверсанта, раз. Дезертир, два. Родине изменил и Системе. Не одна матушка расстреляет, так другая. А, может, обе сразу или по очереди, жребий кинут… Мне деваться некуда, Салман.
– Почему некуда? Живи со мной. Пойдем вместе в горы. Хорошо будем жить. Свобода.
– Прятаться всю жизнь, как лесной зверь? Это, по-твоему, свобода?
– А разве ты жил – не прятался? Слово говорить – страшно. Женщину полюбить – страшно. Разве ты не в норе жил, Женя?
За столом замолчали, задумались. Под горькие думы разлили еще чихиря по стаканам.
– Я тоже прятаться не буду, – сказал Салман и стукнул по столу кулаком. – Пойду на восток, где мой народ. Искать Айшат буду. Сила есть, голова есть. Буду искать, Айшат спасать.
– Да ведь расстреляют тебя, Салман, только ты объявишься. Здрасьте, я пришел, Салман Бейбулатов! Думаешь, чеченцы в Казахстане как вольные люди живут? Они же спецпоселенцы, враги народа, они – все равно что на каторге… Впрочем, может, тебя, как Героя, пощадят, не расстреляют, а в лагерь отправят… Хотя… знаешь что? Когда ваших всех забирали, инвалид один застрелился, фронтовик. В доме крайнем, что под самой башней. Знаешь, кто там жил?
Салман кивнул.
– Беноевы там жили. Муса на фронт ушел, и Ширвани… Айшат писала – на Мусу еще в сорок первом похоронка пришла, а Ширвани в госпитале почти год лежал…
– Значит, он и застрелился… Тут тогда такая спешка была, неразбериха, списков никаких не составляли… Ты утречком сходи, посмотри, может, какие бумаги на этого Ширвани остались, документы… Возьми их, назовешься Беноевым, скажешь, в горах зимовал, охотился, вот и не попал со всеми… Авось и проскочишь. В Казахстан этапируют, Бог даст, встретишь там свою Айшат… и Машу…