– Только что.
– Никуда не заезжал?
– Сразу к вам.
– А поклажа твоя где?
– У ворот, возле часовых.
Алехо помолчал, что-то обдумывая, потом, видимо, одобрив свои мысли, сказал:
– Это хорошо. Сиди в карете и не высовывайся.
Остановились за мостом через ручей у стены средневекового замка. Орлов вышел из кареты, крепко припечатав за собой дверцу. Снаружи послышались женские голоса. По-итальянски почему-то говорили стихами. На русском сказали, что Александра Львовича, увы, как раз нет дома. По-французски защебетали, что счастливы, что граф будет владеть ими беспредельно. Голоса удалились. Рибас привычно и обреченно обдумывал свое положение. Вспоминал, как в Ливорно судьба и Витторио Сулин свели его с Орловым, как он, Рибас, почти нехотя знакомился с русскими, как закружила его круговерть приключений, а теперь он оказался в полной зависимости от того, что скажет и что предложит ему Алехо Орлов. Конечно, добраться до Неаполя не составило бы труда, но явиться домой с пустыми карманами… Если бы знать… Фрегат «Король Георг» не остался бы без пассажира… Он заснул. Очнулся от крика:
– Гони в Скучное!
Орлов ввалился в карету, в окошке которой закачались сумеречные холмы. «В какое Скучное мы едем?» – встряхнувшись от сна, удивился Рибас. Но вспомнил, что подмосковное имение Орлова зовется Нескучным и, верно, Скучным он именует свое пизанское палаццо.
– Что на Дунае? – спросил Алехо, как будто и не было у него только что свидания с любовницей. О распре генералов под Шумлой отозвался, как о кабаньей возне, ругал петербургский Военный совет и его оглядку на Европу, говорил, что если воевать стреноженными, то российскую кровь вприкуску с дипломатией будут хлебать все, кому не лень.
Подъехали к воротам палаццо. Рибасову поклажу, видно, уж занесли в дом. В кабинете Орлова генеральс-адъютант Христинек зажигал свечи, и мраморные бюсты римских мыслителей нахмурили тенями свои лица.
– Иван, скажи, чтоб комнату приготовили для гостя, – указал Алехо генеральсу и тот вышел. Орлов достал пачку бумаг, бросил их на стол:
– Читай. – И оставил Рибаса одного.
Волонтер сел за стол, прочитал на первом листе: «Манифест». Содержание «манифеста» излагалось на французском: «В духовном завещании императрицы Всероссийской Елизаветы, сделанном в пользу дочери ее Елизаветы Петровны, сказано: «Дочь моя, Елизавета Петровна, наследует мне и будет управлять так же самодержавно, как и я управляла…»
Рибасу было над чем задуматься. Оказывается! Кроме Пугачева, провозгласившего себя Петром III, появилась еще одна претендентка на Российский престол – дочь покойной императрицы Елизаветы – принцесса Елизавета! Где составлен сей манифест? Рибас заглянул в последние листы документа – он был написан в Турции! Во всяком случае, сама принцесса указывала, что находится на турецкой эскадре. Итак, в России – Пугачев, в Турции – принцесса Елизавета… «Божию милостью мы, Елизавета Вторая, принцесса Всероссийская, объявляем всенародно, что русскому народу предстоит одно из двух: стать за нее или против нее. Мы имеем все права на похищенный у нас престол и в непродолжительном времени обнародуем духовное завещание блаженной памяти императрицы Елизаветы Петровны, и те которые откажутся принести мне верноподданическую присягу, подвергнутся заслуженному наказанию на основании законов, поставленных самим народом…»