Последняя тайна Лермонтова (Тарасевич) - страница 124

Я думала об этом, с тоской оглядывая огромный зал для бальных танцев. Освещенный множеством свечей, хлеставших по стенам извивающимися тенями, он казался на редкость мрачным, зловещим, совершенно не праздничным.

Корсет душил, голова кружилась, нижняя юбка старательно спутывала ноги. Вспоминая свои недавние романтические восторги, я хотела смеяться. Сегодняшние люди слишком другие, чтобы играть по правилам прошлых веков. Радость и развлечения, оказывается, с годами могут превратиться в настоящую пытку. Мечтать о бале на порядок приятнее, чем на нем оказаться.

Не хохотала я по одной причине: над бедой нормальные люди, которые могут себя контролировать, не смеются. Все вместе мы напоминали оживших узников Кунсткамеры, выбравшихся из стеклянных банок на тусовку уродов всех времен и народов. Ну или опарышей, вгрызающихся в труп – тоже на редкость мерзкая картина.

Смертельный номер: Вован в смокинге, выход бегемота в большой свет. Спортивная одежда как-то скрадывала упитанное брюшко моего горе-поклонника, а теперь оно, обтянутое черной тканью, заметно до каждой сарделистой складочки. Еще у парня нет шеи. Голова выросла, плечи выросли, шея, увы и ах, не уродилась. А бабочку куда-то прикрепить надо. Дорого ему дался этот аксессуар – рожа у Вована интенсивно свекольного оттенка. Он постоянно мне подмигивает и улыбается. Видимо, напоминает, что ан-га-жи-ро-вал, старался.

На тетушку Алену, одетую в лимонное объемное платье, я стараюсь не смотреть. Почувствовав на себе взгляд, она порывается бежать навстречу и чистить карму чадящими палочками благовоний – тогда Андрюше приходится прерывать судебно-медицинскую беседу с Маринкой и ловить прыткую даму. Не пялиться на тетю Марины проще простого. От вида ее комичного небрежного грима – красные щечки-яблочки, красная помада, зеленые тени – становится мучительно тошно. Годы, почему вы так немилосердны к некоторым людям? Хотя, наверное, в таком состоянии не осознаешь, что являешься объектом постоянных насмешек и причиняешь близким людям только неприятности.

Антон-Эмо тоже при параде. Видимо, плеер прирос к мальчишке намертво и не сдирается. Что ж, в этом тоже что-то есть. Новизна! Не доводилось раньше лицезреть смокинг в комплекте с заткнутыми ушами. Антон и так производит впечатление не шибко умного мальчика, а сейчас уж вообще, прости Господи, клоун крашеный.

Но все-таки меньше всего мне нравится, как выглядят Михаил и Айо. Гостеприимные хозяева – они встречают гостей у входа в зал, учтиво кланяются, развлекают беседой. Не знаю, дружна ли эта парочка, но вот в выборе костюмов у ребят полная синхронность, вырядились в одинаково белую одежду. На Панине какой-то светлый офицерский мундир с золотыми пуговицами, девушка задрапировалась длинным кипенно-молочным платьем, вычерняющим ее кожу до угольного оттенка. В паутине теней, отбрасываемых свечами, Михаил и Айо в белых одеждах кажутся привидениями, призраками, заблудшими душами. Я вдруг различаю на их лицах то, что не хочу видеть. Дыхание смерти, отголосок вечности, прощальный реквием... Нет, нет! Придумаю же такую глупость! Я сама себя накручиваю. Это просто скрипка. В углу зала только что играл оркестр, теперь музыка замолкла, только один смычок все еще плачет над струнами, нагоняя на меня, и так мрачную, еще больше тоски.