– Кто-то плачет?..
После паузы – никто не хочет пачкаться о повисший в воздухе вопрос? – Андрей Соколов вздохнул:
– Это сын Михаила. Он – Эмма...
– Эмма??? В смысле, он, как же это называется... трансвестит?
Я не смотрю на чемпиона по пауэрлифтингу, но кожей чувствую флюиды его одобрения и загорающегося интереса. Еще немного, наверное, думает он, и можно приступить к демонстрации поврежденной чакры – «мальчика». Дурак, ты мне в сыновья годишься, лучше обрати внимание на симпатичную Юленьку. Она, правда, томно строит глазки твоему «зеленому» близнецу. Но как знать, может, девочка согласится «махнуться не глядя» – типаж внешности у вас один и тот же...
Ответить Андрей не успевает, всхлипывания становятся все громче, и вот в ресторане появляется высокий худой подросток в розовой майке и темных обтягивающих джинсах. Иссиня-черные, явно крашенные, волосы падают на лицо. Длинная косая челка полностью закрывает один глаз. Интересно, он такой же густо накрашенный, с подведенной стрелкой как и его являемый миру собрат? Потом я вижу черный лак на ногтях, схваченные широкими кожаными браслетами запястья, штырек в брови, шарик под нижней губой.
Что-то у классиков было: над кем смеетесь, над собой смеетесь? Я перефразирую – над кем он плачет, над собой!
С таким тщательно культивируемым в экстерьере уродством, действительно, один выход – обнять и плакать.
– Он не Эмма, он эмО, – горячо зашептал Вован, пододвигая свой стул ко мне намного ближе, чем допускают правила приличия. – Это такая молодежная культура. Я с ним базарил недавно, подловил, когда он не хлюпал. Эмо – типа эмоции свои люди не прячут. Музычка у них определенная, шмоточный прикид. Их несколько есть сейчас, культур – эмо, готы. Антон еще про какие-то говорил, но я забыл.
Культура? Волосы и ногти изуродовать, ну-ну, полет высококультурной мысли, ага. Впрочем, не буду брюзжать. Не наркоман, грозящий прибавить мне работы если не суицидом, то убиением слабого ради необходимых для дозы дензнаков – и ладно. Чего еще от современных подростков требовать, пареньку всего-то лет пятнадцать.
Мальчишка примостился на краешке стула, аккуратно вытер салфеткой свисающую из носа соплю и с осторожным любопытством посмотрел на меня.
– Чего ревем? Что случилось? Памперс мокрый? Кстати, уважаемый эмо, не вы ли это в знак вселенской скорби бились головой об стену? Я в номере слышала какой-то странный звук!
За столом снова повисла тишина. Поколебавшись, эмо принял стратегическое решение опять заскулить, а Андрей с Мариной напряженно переглянулись.