Несчастную дуру было жалко — она закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали.
— Мадам Клебер я всерьез не подозревал, — перешел Гош к следующему пункту повестки. — Хотя отсутствие эмблемы она внятно объяснить так и не смогла.
— А посему вы проигнорировари мое сообсение? — вдруг спросил японец. — Я ведь сказар вам несьто осень вазьное.
— Проигнорировал? — Комиссар резко обернулся к говорившему. — Вовсе нет. Я поговорил с госпожой Клебер, и она дала мне исчерпывающие объяснения. Она так тяжело переносила первую стадию беременности, что врач прописал ей… определенные болеутоляющие средства. Впоследствии болезненные явления миновали, но бедняжка уже пристрастилась к препарату, использовала его и от нервов, и от бессонницы. Доза росла, образовалась пагубная привычка. Я по-отечески поговорил с мадам Клебер, и она при мне выкинула эту гадость в море. — Гош с напускной строгостью взглянул на Ренату, по-детски выпятившую нижнюю губку. — Смотрите, голуба, вы дали папаше Гошу честное слово.
Рената потупила взор и кивнула.
— Ах, какая трогательная деликатность по отношению к мадам Клебер! — взорвалась Кларисса. — Что же вы меня-то не пощадили, мсье детектив? Выставили на позор перед всем обществом!
Но не до нее сейчас было Гошу — он все смотрел на японца, и взгляд у комиссара был тяжелый, цепкий. Умница Джексон понял без слов: пора. Его рука вынырнула из кармана, и не пустая — траурным блеском посверкивала вороненая сталь револьвера. Дуло было направлено прямехонько в лоб азиату.
— Вы, японцы, кажется, считаете нас рыжими обезьянами? — недобро спросил Гош. — Я слыхал, именно так у вас называют европейцев? Мы — волосатые варвары, да? А вы хитрые, тонкие, высококультурные, белые люди вам в подметки не годятся! — Комиссар насмешливо надул щеки и пустил в сторону пышный клуб дыма. — Прикончить десяток обезьян — это ж пустяк, за грех у вас не считается.
Аоно весь подобрался, лицо его словно окаменело.
— Вы обвиняете меня в том, сьто я убир рорда Риттрби и его вассаров… то есть сруг? — ровным, неживым голосом спросил азиат. — Посему вы меня обвиняете?
— По всему, дорогуша, по всей криминальной науке, — веско произнес комиссар и отвернулся от японца, потому что речь, которую Гош намеревался произнести, предназначалась не этому желтопузому ублюдку, а Истории. Дайте срок, еще в учебниках по криминологии напечатают.
— Сначала, господа, я изложу косвенные обстоятельства, доказывающие, что этот человек мог совершить преступления, в которых я его обвиняю. (Эх, не здесь бы сейчас выступать, перед десятком слушателей, а во Дворце юстиции, перед полным залом!) А затем я предъявлю вам улики, со всей неопровержимостью доказывающие, что мсье Аоно не только мог, но и действительно совершил убийство одиннадцати человек — десятерых 15 марта на улице Гренель и одного вчера, 14 апреля, на борту парохода «Левиафан».