Перелистывая страницы, я сказал то, чего не смог бы произнести, если бы Эмилия сейчас находилась передо мной — не решился бы.
— Я так рад слышать ваш голос. Только что я чувствовал себя бесконечно одиноким и потерянным, а сейчас мне гораздо легче. Надеюсь, я не слишком дерзко выразился?
— Господи, Атанас, иногда со своей церемонностью вы бываете просто несносны! — воскликнула она. — Неужели вы мне так никогда и не скажете слов, которых я жду? Просто и ясно, без экивоков и увиливаний.
Я сразу догадался, какие слова она имеет в виду, и во рту у меня пересохло.
— Я не вполне вас понимаю, — забормотал я, эпатированный её смелостью. — Я, кажется, и так уже сказал гораздо более, чем можно было бы счесть допустимым, учитывая…
— Опять замямлил! — перебила меня мадемуазель. — Ладно, чёрт с вами. Я вытрясу из вас признание при встрече. А пока излагайте вашу идею. Только скорей. Сюда в любую минуту могут войти.
И я рассказал ей о странном требовании Фандорина.
Эмилия слушала молча.
— Я собираюсь поступить иначе, — сказал я. — Давайте встретимся. Я передам шкатулку и «Орлова» вам. На рассвете я отправлюсь к назначенному месту и потребую у Фандорина объяснений. Если его ответы меня удовлетворят и я пойму, что камень ему действительно необходим для дела, я вам протелефонирую из дирекции Воробьевского парка, там есть аппарат — я только что проверил. Будьте наготове. От Эрмитажа до Воробьёвых гор четверть часа езды на извозчике. Много времени из-за этой предосторожности Фандорин не потеряет.
Я слышат в трубке её дыхание, и эта тихая музыка согревала мне сердце.
— Нет, — сказала Эмилия после продолжительной паузы. — Ваша идея, Атанас, мне совсем не нравится. Во-первых, я не уверена, что мне сегодня удастся покинуть Эрмитаж незамеченной. А во-вторых, я боюсь, что мы повредим Эрасту. Я верю ему. И вы тоже должны ему верить. Он истинно благородный человек. Более того, он особенный человек, я никогда в жизни таких не встречала. Если вы хотите, чтобы маленький принц был спасён, отправляйтесь на встречу с Эрастом и исполните всё в точности.
Её суждение потрясло меня, причём в самом неприятном смысле. Она даже заговорила, как Фандорин: «во-первых, во-вторых». Как умеет этот человек внушать обожание!
Я дрогнувшим голосом спросил:
— Вы до такой степени ему доверяете?
— Да. Безоговорочно, — отрезала она, и вдруг прыснула. — Разумеется, кроме платьев и корсетов.
Поразительная женщина — шутить в такую минуту! Впрочем, она тут же снова посерьёзнела.
— Умоляю вас, Атанас, сделайте всё, как он говорит, — Она запнулась. — И ещё… Будьте осторожны. Ради меня.