И почти в ту же самую минуту меня позвали в прихожую. Почтальон доставил дневную корреспонденцию, и среди обычных конвертов, содержащих всевозможные приглашения, извещения и призывы к благотворительности, обнаружился один без штемпеля.
Над этим бумажным прямоугольником, белевшим посреди призеркального столика мы и собрались: я, двое агентов и Фандорин, необычно румяный и с заметно скособоченным воротничком.
Пока он допрашивал почтальона — каким путём шёл, да не оставлял ли где сумку, я трясущимися пальцами вскрыл конверт, и вместе со сложенным вчетверо листком вынул локон мягких, золотистых волос.
— О Господи! — вырвалось у меня, потому что волосы вне всякого сомнения принадлежали Михаилу Георгиевичу.
Фандорин оставил испуганного почтальона и присоединился ко мне. Мы прочли послание вместе.
Господа, вы нарушили условия сделки. Ваш посредник попытался отбить товар силой, не заплатив оговоренной платы. Как первое предупреждение посылаю вам прядь волос принца. При следующем вероломстве с вашей стороны получите его палец.
Господину с собачьими бакенбардами доверия больше нет. Иметь с ним дело я отказываюсь. Сегодня на встречу должна придти гувернантка принца, которую я видел в парке. Чтобы не обременять даму тасканием тяжёлого чемодана, на сей раз извольте передать мне в качестве очередного взноса сапфировый бант-склаваж работы лейб-ювелиров царицы Елисаветы — эта безделушка, по мнению моего специалиста, стоит как раз миллион или, возможно, чуть больше, но ведь мы не станем мелочиться?
Начиная с шести часов пополудни гувернантка должна в совершенном одиночестве прогуливаться по Арбату и окрестным переулкам — каким ей угодно маршрутом, однако же выбирая места побезлюдней. К ней подойдут.
Искренне ваш, доктор Линд.
— Боюсь, это невозможно, — вот первое, что я сказал.
— П-почему? — спросил Фандорин.
— По росписи коронных драгоценностей бант-склаваж причислен к coffret[15] царствующей императрицы.
— Ну и что?
Я только вздохнул. Откуда ему было знать, что для её величества, ревниво охраняющей достоинство своего несколько призрачного статуса, коронные драгоценности имеют особенное, болезненное значение.
По установленному церемониалу овдовевшая императрица обязана передавать coffret своей преемнице немедленно по восшествии новой царицы на престол, однако Мария Феодоровна, будучи ценительницей прекрасного, а также особой своенравной (и, скажем откровеннo, не слишком жалуя невестку) расставаться с драгоценностями не пожелала и запретила своему венценосному сыну докучать ей разговорами на эту тему.