Увидев локон, Георгий Александрович переменился в лице. Быстро пробежал глазами строчки, тронул текинца шпорами в поджарые бока и стал медленно догонять одинокую фигуру государя. Граф в ужасе выпустил уздечку. Я тоже.
Можно было не сомневаться, что теперь в международной политике разразится настоящая буря. То-то нынче полетят шифрованные депеши иностранным дворам и правительствам: генерал-адмирал Георгий Александрович демонстрирует своё особенное положение при царе и, вероятно, отныне может считаться самой влиятельной персоной Российской империи. Пускай. Не до того.
Гордо подбоченясь, точь-в-точь как племянник, его высочество неспешно приблизился к государю и поехал рядом, всего на пол-корпуса сзади. Дородная фигура генерал-адмирала смотрелась куда величественней, чем узкий силуэт самодержца. По подрагиванию пышного уса его высочества я догадался, что Георгий Александрович, не поворачивая головы, докладывает императору о письме. Голова царя заметно дёрнулась в сторону. Потом точно так же зашевелился ус, менее пышный, чем у Георгия Александровича, и великий князь стал потихоньку отставать — пока не сравнялся с братьями.
Поскольку я находился совсем близко, то слышал, как Кирилл Александрович бешено прошипел:
— Tu es fou, Georgie, ou quoi?[16]
* * *
Не знаю, заметили ли москвичи, что после того, как торжественный кортеж ступил на Тверскую, движение колонны существенным образом убыстрилось, но уже двадцать минут спустя государь въезжал в Спасские ворота, а ещё через четверть часа от крыльца Большого Кремлёвского дворца одна за другой отъехали закрытые кареты.
Лица, посвящённые в тайну, спешили в Эрмитаж на экстренное совещание.
На сей раз в малую гостиную пожаловала и государыня, от воли которой зависел весь исход дела.
Поскольку мне пришлось наскоро подавать к столу лёгкие закуски, кофе, сельтерскую воду и оранжад для её величества (ничто так не разжигает жажду и аппетит, как продолжительные церемониальные шествия), я пропустил начало обсуждения и восстановил его ход уже задним числом, по репликам присутствующих.
Так, например, без меня прошло деликатное объяснение с царицей по поводу сапфирового склаважа. Я застал её величество хоть и сердитой, но уже смирившейся с неизбежным.
— Однако его помазанное величество обещаль мне, что эта вещь будет мне непременно возвращена в целость и сохранность, — строго говорила государыня обер-полицмейстеру Ласовскому, как раз когда я вошёл с подносом.
Из этих слов, а также из того, что полковник Карнович сидел с весьма надутым видом, я заключил, что после вчерашней неудачи руководство операцией передано московской полиции. Здесь же был и Фандорин — надо полагать, в своей функции советника.