— Знаю, знаю, кто ты и каков ты, — сказал отшельник с недоброй усмешкой. — Давай сюда мешок свой, кровью и слезами наполненный, клади… Да не на стол, не на книгу волшебную! — прикрикнул он на мужиков. — Под стол кидайте, чтоб я ногой хромою его попрал.
Тихонько потолкал мешок ногой — тяжелый, черт. Поди, все рублишки да трешницы. Пуда на полтора, не меньше. Но ничего, своя ноша не тянет.
Суеверен Еропкин и умом не больно востер, но мешок за здорово живешь не отдаст. Тут одних чудес мало. Психология нужна: натиск, скорость, неожиданные повороты. Не давать очухаться, задуматься, приглядеться. Эх, залетные!
Старец погрозил Еропкину пальцем, и тут же погасла вторая свеча.
Самсон Харитоныч перекрестился.
— Ты мне тут не крестись! — страшным голосом гаркнул на него Момус. — Руки отсохнут! Или не ведаешь, к кому пришел, дурень?
— Ве… ведаю, отче, — просипел Еропкин. — К отшельнику святому.
Момус, запрокинув голову, зловеще расхохотался — точь-в-точь Мефистофель в исполнении Джузеппе Бардини.
— Глуп ты, Самсон Еропкин. Ты монеты в кладе сосчитал?
— Сосчитал…
— И сколько их было?
— Шестьсот шестьдесят шесть.
— А голос тебе откуда был?
— Из-под земли…
— Кто из-под земли-то говорит, а? Не знаешь?
Еропкин в ужасе присел — видно, ноги подкосились. Хотел перекреститья, но побоялся, проворно спрятал руку за спину, да еще на мужиков оглянулся — не крестятся ли. Те не крестились, тоже тряслись.
— Нужен ты мне, Самсон. — Момус перешел на задушевный тон и чуть-чуть придвинул мешок ногой. — Мой будешь. Мне станешь служить.
Он хрустко щелкнул пальцами, погасла третья свеча, и сразу сгустилась тьма под мрачными сводами.
Еропкин попятился.
— Куда?! В камень превращу! — рыкнул Момус и опять, работая на контраст, перешел к вкрадчивости. — Да ты меня, Самсон, не бойся. Мне такие, как ты, нужны. Хочешь денег немерянных, против которых твой паршивый мешок — горстка праха? — Презрительно пнул рогожу ногой. — Мешок твой с тобой останется, не трясись. А я тебе сто таких дам, хочешь? Или мало тебе? Хочешь больше? Хочешь власти над человеками?
Еропкин сглотнул, но ничего не сказал.
— Произнеси слова Великой клятвы, и навсегда будешь мой! Согласен?!
Последнее слово Момус рявкнул так, чтоб оно как следует пометалось меж древних стен. Еропкин вжал голову в плечи и кивнул.
— Ты, Азаэль, стань от меня по левую руку, — приказал старец отроку, и тот перебежал за стол, встал рядышком.
— Как погаснет четвертая свеча, повторяйте за мной слово в слово, — наказал таинственный старец. — Да не на меня пяльтесь, вверх смотрите!