— Из больниц?
— Ну вы понимаете, люди поступают в больницу, умирают, им делают вскрытие. Исследуют органы — но не всегда возвращают их на место, кое-какие оставляют как учебные пособия. И в течение длительного времени их хранили в Кунсткамере.
— И зачем вы мне все это рассказываете?
— Ну, может, мозг нашей Ауд не пропал. Может, он и сохранился где-нибудь — в Кунсткамере или ей подобном месте. Все органы, которые использовались на медицинском факультете, описаны и классифицированы. Есть шанс, что вы сможете этот мозг найти.
— Никогда ни о чем таком не слышал. А органы изымают с ведома родственников или без такового? Какова вообще процедура?
Доктор пожал плечами:
— Правду сказать, понятия не имею. В каждом случае по-разному. Органы — ключевой элемент обучения, они нам необходимы. Во всех университетах мира при больницах имеются огромные коллекции органов. Я слыхал даже, что иные врачи, не просто врачи то есть, а медики-исследователи, собирают и частные коллекции, правда, не могу поручиться, что это не легенда.
— Коллекционеры органов?
— Говорят, такие люди есть.
— А что стало с этой вашей, как ее, Кунсткамерой? Раз, вы говорите, ее закрыли?
— Не знаю.
— Но вы полагаете, что мозг Ауд мог оказаться там? Препарированный, как вы говорите, в формалине?
— Вполне возможно. А зачем вы эксгумировали девочку?
— Может быть, по ошибке, — вздохнул Эрленд. — Может быть, все это дело — одна большая ошибка.
Элинборг нашла Клару, сестру Гретара. Поиски первой жертвы Хольберга, «женщины из Хусавика», как ее называл Эрленд, покамест ни к чему не привели. С кем бы Элинборг ни разговаривала, у всех до единой одна и та же реакция — вначале ужас, нескрываемое удивление, которое очень быстро сменялось диким, почти неприличным любопытством. Элинборг приходилось изворачиваться, как угрю на сковородке, только бы не выдать никому детали расследования. Она понимала, что она и ее коллеги могут сколько угодно повторять, что дело деликатное и так далее и никому об их визите говорить не надо, — слухи и сплетни пойдут обязательно.
Клара жила в уютной небольшой квартире на Широком Пригорке. Стройная женщина лет пятидесяти с небольшим, черноволосая, одета в джинсы и синий свитер. Курит, одну за другой.
— Это вы говорили с мамой? — дружелюбно спросила она у Элинборг, пригласив ее в дом.
— Нет, мой начальник Эрленд.
— Мама утверждает, ее собеседник выглядел нездоровым, — сказала Клара, провожая Элинборг в гостиную и предлагая ей сесть. — Она всегда говорит странное, поди пойми, о чем она, слепая ведь, как ей видеть, как он выглядит?