Господи, о чем он? Напарнику пришлось повторить дважды, пока до Эрленда дошло.
— Ты хочешь сказать, это отпечатки Гретара?
— Так точно.
— При этом на фотографии есть еще и пальчики Хольберга, так? — уточнил Эрленд. — Интересно почему? Они что-то замышляли?
— Отрежь мне яйца, если я знаю, — ответил Сигурд Оли.
— Чегооооо?
— Ничего. В общем, ты прав, можно смело предполагать, что фотографию сделал Гретар. Потом он показал ее Хольбергу, или же Хольберг ее как-то нашел. Так. Что у нас на сегодня? Продолжаем искать женщину из Хусавика? Может, у тебя есть какие-то новые идеи?
— И да и нет, — ответил Эрленд.
— В общем, я поехал в Граварвог. Мы почти всех тех, кто переехал в столицу, опросили. Как закончим тут, посылаем гонца в Хусавик?
— Совершенно верно, — сказал Эрленд и повесил трубку.
Ева Линд тоже проснулась от телефонного звонка и копошилась на кухне. В той же одежде, что вчера, как и девушка из Гардабая, — Эрленд вернулся в притон, вынес ее, загрузил в машину и отвез обеих к себе.
Ева Линд убежала в туалет, не говоря ни слова, Эрленд услышал, как ее рвет. Эк ее разобрало, однако, судя по звукам. Голова не варит, силы есть только пойти на кухню и сделать кофе. Выпил две чашки, пока дочь не вернулась, вытирая лицо. Выглядит совершенно ужасно. Такая тощая, кожа да кости.
— Я знала, что она тоже балуется наркотой, — прохрипела Ева Линд, садясь напротив отца, — но встретила ее там по чистой случайности.
— Что случилось? — спросил Эрленд.
Ева подняла глаза.
— Я стараюсь изо всех сил, — сказала она, — но мне трудно.
— По твою душу приходили два сквернослова. Я нашел некоего Эдди, которому ты якобы должна, отдал ему немного денег. Он мне и подсказал, где тебя найти.
— Эдди в порядке, нормальный парень.
— Ты и дальше будешь стараться?
— Может, мне избавиться от него? — Ева Линд смотрела в пол. — Я не знаю, боюсь, вдруг теперь с ним что-то не так.
— По-моему, ты делаешь это намеренно.
Ева Линд подняла глаза:
— Кретин!!! Сраный кретин!
— Кто, я?!
— Да, ты.
— А что я, по-твоему, должен думать?! Ну-ка, доложи мне!!!
Эрленд взорвался.
— Как ты смеешь! Вечно жалеешь себя, я бедная-несчастная, я то да се!!! Это отвратительно! Как тебя от самой себя не тошнит?! Тебе так нравится общаться с этим сбродом, что ты ничего лучшего и вообразить не можешь? Да какое право ты имеешь так обращаться с собственной жизнью?! Какое право ты имеешь так обращаться со своим едва зачатым ребенком?! Ты думаешь, тебе плохо? Думаешь, ты такая одна на свете? Что тебе хуже всех? Нашлась тоже, обиженная!!! Я сейчас расследую смерть девочки, которой не исполнилось и четырех лет!!! Она заболела и умерла. Какая-то неведомая болезнь — и бах, ее нет! Я видел ее гроб, в нем метра нет!!! Слышишь, что я тебе говорю? Какое, к черту, у тебя вообще есть право жить?!! Ну-ка, доложи мне!