Между тем в начале декабря в Кембридже открылся национальный турнир. Отказавшись надевать маску, потому что он привык упражняться без нее, и не соглашаясь раскрывать свой метод, Стронгбоу поочередно выиграл все бои на рапирах, шпагах и саблях и перешел из предварительных в основные состязания. Там он продолжал сражаться без маски и побеждать с той же легкостью, что и раньше.
К концу двух напряженных недель он достиг финалов во всех трех видах, что само по себе являлось беспрецедентным достижением. Финальные бои должны были длиться большую часть уик-энда, но Стронгбоу настоял, чтобы они начинались подряд один за другим. В целом все они не заняли и пятнадцати минут. За эту отчаянную четверть часа Стронгбоу обезоружил одного за другим трех противников в масках, получив лишь легкий укол в шею. Вдобавок у двух из побежденных им чемпионов к концу поединка оказались вывихнутыми запястья.
Менее чем за пятнадцать минут Стронгбоу доказал, что является величайшим фехтовальщиком в английской истории.
* * *
Совершив это, он больше никогда не участвовал в фехтовальных турнирах. Причиной тому сочли его крайнее высокомерие, которое уже тогда многим казалось решительно невыносимым. А правда состояла в том, что Стронгбоу просто перестал расти. Он уже не нуждался в специальных тренировках и отказался от утомительной практики фехтования с собственным отражением в зеркале.
Впрочем, он не утратил своего стиля фехтования и даже десятилетия спустя владел им так четко, что одним этим мог выдать свое подлинное происхождение, что едва не произошло в одном крошечном оазисе в Аравии через сорок с лишним лет после того, как он покинул Кембридж.
Тогда Стронгбоу перевалило за шестьдесят, и он вел жизнь беднейшего из бедуинов. Оазис располагался на пути паломников из Дамаска; и как-то раз Стронгбоу пришлось уворачиваться от меча убийцы, что он и сделал, да так, что нападавший сам поранился. Тогда он сел на корточки и принялся перевязывать разбойнику рану.
Через те места как раз проезжал с караваном немецкий исследователь эроса и поборник гомосексуальности Нума Нуманций, который с изумлением стал свидетелем этой сцены. Он тут же подвел своего переводчика к Стронгбоу.
Кто ты на самом деле? спросил немец, а его переводчик повторил эти слова по-арабски. Стронгбоу ответил на языке неграмотных бедуинов, что он — тот, за кого себя выдает, голодающий житель пустыни, единственный покров которого — десница Аллаха.
Нуманций, ведущий латинист своего времени и весьма знатный джентльмен, сказал, что ему в точности известно: лишь два мастера фехтования в Европе, оба итальянцы, владели подобной техникой, но они уже умерли, и, хотя никто другой в Леванте не поверит в это колдовство, он уверен, что не ошибся. Для убедительности он даже произнес официальное латинское название этих приемов. Переводчик повторил все это Стронгбоу, который, лишь пожал плечами и продолжал перевязывать рану. Любопытство Нуманция только разгорелось.