Голова соображала туго. Все в этой истории с самого первого дня Гулову не нравилось — и предчувствия, похоже, не обманывали его. Туман не только не редел, но даже еще больше сгущался. Единственное, в чем Гулов был еще уверен, так это в том, что разгадка ждет его на кладбище, но на чем эта уверенность основывалась, что такое он собирался караулить между могил — этого он сказать бы не смог. Гулов напоминал себе рыбака, все так же неподвижно сидящего над удочкой, — с той разницей, что отсутствие улова рыбаку ничем не грозило…
Гулов встал и берегом Пырьмы двинулся в сторону центра. Над ним, над откосом, потянулись галереи гостиного двора, потом показались зады городской музыкальной школы. После школы потянулся пустырь, а еще дальше, на самой высокой точке берега и Пятницка, гордо парил силуэт Успенской церкви: первого каменного строения города. Гулов шел дальше, стараясь не споткнуться об обломки плит и кирпича, много лет сбрасываемых в это место в тщетной борьбе с водами Пырьмы, подмывающими берег.
Не щадя ботинок, Гулов пошел прямо через поле. Он не бывал в этой части Пятницка страшно давно, и сейчас с удовольствием отмечал, что тут ничего не изменилось. Как и прежде, старательно дичась друг друга, расположились на поле трое или четверо художников — судя по возрасту, студентов местного реставрационного училища. Важно вышагивали, время от времени тыча толстыми клювами в землю, вороны и галки. И вид этого невозмутимого спокойствия подействовал на Гулова умиротворяюще. Ему расхотелось топать ногами и злиться от бессилия. В конце концов, найдет же он этих чертовых гробокопателей, не на Луну ведь они улетели! А там, быть может, и загадка отпечатков пальцев разъяснится…
Как и накануне, он пришел на кладбище, когда начинало смеркаться. Сел на облюбованную за неприметность и хороший обзор скамеечку и приготовился ждать.
Землекопов сегодня не было: не оказалось заказов. Немногочисленные посетители спешили к выходу. Со стороны станции долетел свисток электрички. Город постепенно замирал.
Темнело. Гулов таращился в сгущавшийся воздух, твердо решив, что это будет его последняя ночь на кладбище. Завтра утром он разыщет Горюнова, выложит все, что знает, до последнего слова, и пусть начальство решает. Пусть отстраняют, пусть передают дело другому, пусть делают, что хотят, но с него довольно!
Между тем время шло. Гулов поднес часы к глазам, нажал подсветку: второй чае. Он вздохнул. И почти сразу услышал странный глухой звук, донесшийся откуда-то сбоку.
Гулов замер. Спустя минуту звук повторился. Казалось, что неподалеку кто-то резко сбросил на землю туго набитый мешок. Гулов встал и крадучись, согнувшись пополам, двинулся вперед, протискиваясь между могильными оградами и стараясь не показываться на открытом месте. Разобрать что-либо в лабиринте памятников и крестов было непросто, к тому же звук больше не повторялся. Сделав еще несколько шагов, Гулов присел на землю, потому что боялся потерять направление. Он ждал, наверное, минут десять, пока снова не услышал тот же глухой звук, повторенный дважды с интервалом в одну-две секунды.