– Я, право, не знаю… благодарю вас. – Нет, однакож?
– Не знаю.
– Ну-с, извольте сказать, какой подарочек был бы теперь вам всего милей?
И он лукаво улыбался.
– Уж не письмо ли? – с живостью спросила Надежда Сергеевна.
– Ах, неужели? – радостно вскрикнула Полинька. Глаза ее заблистали, и, протянув к Доможирову дрожащую руку, она сказала умоляющим голосом:
– Ради бога, дайте скорее!
– Я, знаете, иду сюда, – начал медленно Доможиров, достав со дна своей высокой шапки с длинным козырьком, подобным бекасиному носу, письмо и повертывая его в руках, – глядь: почтальон! "Ты, брат, не к девице ли Климовой?" – "Точно так-с, ваше благородие!.." – "Ну, так дай – я передам…" Дал ему на водку и взял письмо. Ну, думаю: вот удружу, вот подарю!
И он совершенно некстати расхохотался. Слушая рассказ, все окружили его, и Надежда Сергеевна, сжалившись над нетерпением Полиньки, сказала:
– Ну, дайте же ей скорее письмо!
– Погодите.
Доможиров приподнял кверху письмо и спросил Полиньку:
– Его, что ли, рука!.. а?
Вместо ответа Полинька подпрыгнула и выхватила письмо.
– Его, его рука! – вскрикнула она радостно.
Грудь ее высоко поднималась, в глазах блеснули слезы; она нерешительно осматривалась кругом, будто выбирая место, где бы удобнее прочесть письмо, – наконец распечатала и стала читать. Башмачник не спускал с нее глаз и с беспокойством заметил, что лицо ее сначала вспыхнуло, потом побледнело, руки дрожали. И вдруг она выронила письмо, Закрыла лицо руками и отвернулась к стене.
Доможиров захохотал. Гости с удивлением смотрели на него и на Полиньку.
– Не случилось ли чего с Каютиным? – спросила Надежда Сергеевна.
Доможиров то садился, то вскакивал, нагибался, подбирал живот; но хохот пронимал его все пуще и пуще, и никакая страшная весть – коснись она даже уменьшения ломбардных процентов – не могла теперь унять его.
– Плачет… плачет! – отчаянным голосом проговорил башмачник, указывая на Полиньку, которая стояла в прежнем положении и всхлипывала.
– Что такое? что случилось? – с испугом спросила Надежда Сергеевича.
Но Полинька, не отвечая, положила голову на плечо своей приятельницы и продолжала плакать.
Башмачник гневно махал руками Доможирову, чтоб он унялся; но хохот Доможирова перешел в ту минуту в отрывочные стоны, а лицо побагровело. Не в его власти было остановиться.
Вдруг башмачник прыгнул к письму, поднял его и с удивлением прочел следующее:
"Пытка в Бухарии происходит следующим образом. Чтоб человек повинился или стал неволею к чему преклонен, кладут в большое деревянное корыто с пуд соли, наливают в оное воды горячей; когда же разойдется и вода простынет, тогда, связав в человека, коего мучить хотят, влагают ему в рот деревянную палку и, повалив его на спину в корыто, льют соленую воду в рот, от которого мучения через день умирает; если же кого хотят спасти, то после каждого мучения дают пить топленого овечьего сала по три чашки, которое всю соль вбирает и очищает живот; потом кладут пшеничной муки в котел и, поджарив оную, мешают с водой и овечьим топленым салом и варят жидко, и сею саламатою кормят мученика, коего хотят оставить в живых. Я таким образом был мучим три дня.