— Вот как? — Глаза Слейтона сузились. — Ну, раз уж вы в курсе дела, то должны понимать, что никто, и вы в том числе, не в силах помочь ему. Болеутоляющее и отдых — вот и все, что ему остается.
— Ясно, что с лекарствами проблем у него нет, — сказал я, обнаружив брешь в его рассуждениях. — Но отчего он так мало отдыхает?
Уголок рта полковника дернулся и на его лице появилось что-то похожее на улыбку.
— Хороший вопрос, доктор, — сказал он. — Но я не могу на него ответить — и никто из нас не может. По той простой причине, что никто из нас — и даже Лариса — не знает, что за работа лишает его сна.
— Ясно. — Оглядев комнату, я осведомился: — А вас?
Призрачная улыбка начала обретать реальные очертания.
— Мы с Ионой собираем и устанавливаем новый голографический проектор для корабля. Он позволит нам передвигаться невидимо и избегать неприятностей вроде тех, что были во Флориде.
— А это возможно?
Слейтон утвердительно наклонил голову.
— В Пентагоне мы подошли довольно близко к созданию этой штуки. Малкольм считает, что он лишь проработал детали.
— О, — я продолжал гнуть свою линию, сделав легкий отвлекающий маневр. — Но ведь это… это все же не объясняет все, что здесь происходит? — я указал на экраны.
Не знаю, какого ответа я ожидал, задавая столь прямой вопрос, но реакция полковника застала меня врасплох. Слейтон добродушно рассмеялся и подвинул мне свободный стул.
— Садитесь, доктор, и я все объясню, — сказал он. — Раз уж наш план целиком зависит от вас…
Я присел рядом с полковником, и он продолжил:
— В некоторых церковных и монашеских орденах до сих пор практикуется самобичевание. Вы, доктор, полагаете, что это извращение?
— Это крайность, — отозвался я, вместе с ним глядя вверх, на мониторы. — Но не извращение. А как насчет вас, полковник? Неприятные свет и звуки заменяют вам хлыст?
— Отчасти в некотором роде так оно и есть, — ответил Слейтон с откровенностью, столь же впечатляющей, как и все остальное в этом человеке. — Большую часть моей жизни, доктор, весь этот мир, — он махнул рукой на экраны, — был пустыней, где я странствовал, сражаясь за то, чтобы обратить туземцев-язычников в демократическую веру. Пока не… — он вдруг утерял нить беседы, но взял себя в руки и закончил, — …одно дело узнать, что твой бог — лишь колосс на глиняных ногах. И совсем иное — понять, что его ноги в крови, и это кровь не только твоих врагов, но и твоих друзей, и ты сам — соучастник их убийства. И понять при этом, что ты сам — соучастник их убийства. Соучастник из-за собственного недомыслия…