— Почему я?!
Слейтон встал и принялся расхаживать по комнате.
— Психология и американская история, доктор. Мне нужен эксперт. — Он скрестил руки на груди и крепко сжал их. — Думаю, вы удивитесь, если я скажу, что приложил немало усилий, чтобы заполучить вас в команду.
Изумленный, я едва не рассмеялся.
— Допускаю, что так и было.
— Убедить их было нетрудно, особенно после того, как они прочли вашу книгу, — Слейтон взял в руки лежащий на приборной панели экземпляр "Психологической истории США" и принялся листать ее, — и увидели вашу фотографию, — продолжил он тоном проницательного родителя, не слишком одобряющего занятия своего чада. — Он нашел нужную страницу и принялся вчитываться в текст, затем пораженно посмотрел на меня. — Вы действительно считаете, что смерть матери Джефферсона повлияла на написание Декларации Независимости?
Для ответа я подбирал слова куда тщательней, чем когда писал книгу.
— Близость этих событий по времени всегда вызывала ощущение, что их последовательность неслучайна. Отношения Джефферсона с матерью были, по общему мнению, весьма сложными.
Слейтон кивнул.
— Было время, когда подобная мысль вызвала бы у меня отвращение, доктор. Да и сама эта книга была бы мне отвратительна. Вы силой заталкиваете американский народ на психоаналитическую кушетку и приходите к выводу, что его разъедают неврозы.
— А многих — нечто похуже неврозов, — отважился возразить я.
— Да, — сказал Слейтон. — И я уже сказал, что прежде проклял бы вас за такое. Но сейчас… — Он снова умолк и стал смотреть на световые пятна, пляшущие на полу.
— Полковник, — сказал я, — пожалуйста, не думайте, что я пренебрегаю вашими чувствами, но вы, конечно же, понимаете, что все, через что вы прошли, Америке не в новинку? То, что вы называете «обманом», на деле всего лишь потребность верить в прирожденное философское и этическое превосходство Соединенных Штатов — в то, что называют нашим "комплексом нравственной исключительности". И это убеждение у нас существует с самого начала. Любая страна идет на ужасные преступления во имя захвата и удержания верховной власти, и наша не составляет исключения. Метод объяснения этих преступлений выработали, чтобы помочь людям жить в мире с собой.
— Все это верно, — отозвался Слейтон, не поднимая глаз. — Но вы и я собираемся потрясти самые основы этого комплекса исключительности.
Оказалось, что утешительные проповеди ему вовсе не нужны!
— Мы? — переспросил я.
Слейтон медленно кивнул. Затем его отрешенность исчезла, и он повернулся ко мне лицом.
— Я говорил с Малкольмом около часа тому назад. Нападение на Афганистан привело его в ярость, и что из того, что нам удалось спасти людей? Он согласился с моим предложением: наш следующий проект будет нацелен на те самые лживость и лицемерие, которые объясняют все — от рабства моих предков до этого самого афганского рейда. Разработать все детали он поручил нам с вами.