Он успел уйти довольно далеко от трактира, когда к нему подбежал мальчишка-попрошайка.
Алексис ему ничего не дал, не был скаредным, батя так научил, приговаривая:
— Если всем давать, никто замуж не возьмет.
Но попрошайка попался приставучий, вцепился в руку. Когда Алексис его отцеплял, тот возьми и шепни:
— Меня к тебе один человек послал.
— Какой человек? — Алексис подозрительно оглянулся, и тощий со шрамом на щеке поспешил отвернуться, будто товар изучал.
— Инга тебя зовет, дурень!
— Инга! А она что живая? — воскликнул Алексис.
— Не ори ты так, иди за мной!
Но Куцый не настолько глуп, опасаясь ловушки, потребовал доказательств. В ответ попрошайка назвал несколько имен, включая Антона. Похоже, не врал. Что Куцый совсем дурак, не знает, когда врут!
Мальчонка привел его к деревянной полусгнившей хибаре, затерявшихся среди подобных других хибар на кривобокой узой улочке. Указав на дверь, попрошайка сказал:
— Иди, она уже готовая и ждет!
— Небось, хочешь, чтобы я денег тебе дал? — ухмыльнулся Алексис. — А вот хренушки тебе!
— Уплачено, деревня! — презрительно ухмыльнулся попрошайка и был таков.
Алексис шагнул в короткий коридорчик со скрипящими подгнившими половицами, который привел в единственную комнату, одна стена которой была скрыта занавеской.
— Есть кто? — спросил он.
— Я здесь! — неожиданно громко раздался женский голос из-за занавески.
— Инга? — Удивился Куцый. — А где Кай?
— Кай погиб, — ответил ему тот же женский голос.
Он потянулся к занавеске, но был остановлен.
— Я страшная. Лицо мне изуродовала килярва, кислотой плеснула.
— Они же саблями дерутся! — удивился Куцый.
— Значит, мне неправильная килярва попала, — хихикнул голос.
— Почему ты не заходишь? Ледокол бы обрадовался.
В темноте опять хихикнули.
— Боюсь, что при виде меня он бы не обрадовался, — и добавили поспешно, чтобы он что-нибудь не так не истолковал. — Колдуна-то мы не уберегли. Где наш главный караванщик, кстати?
— В город ушел. Картинки смотреть.
— Какие картинки? — Насторожился голос.
— Не знаю. Ледокол не докладывает.
— Узнай, милый. Для меня. Я тебя потом отблагодарю. А ты чего поделываешь?
Гуляешь, значит?
— Почему гуляю? — обиделся Алексис. — Мне велено про Дану Дануева узнать.
— Да ну? — в голосе на мгновение мелькнуло напряжение. — И что же ты узнал?
— Ничего пока, но я узнаю.
— Мне тоже расскажешь, что узнаешь.
— А зачем тебе?
— Лежу тут одна, никому не нужна, все одно веселее, так что ты приходи.
Алексис осторожно потянулся к занавеске, та вдруг дернулась, заставив его инстинктивно убрать руку.
— Но, но, милый, еще не пора, — опять захихикал голос.