Насупленные лица с выступающими надбровными дугами, с толстых губ, пережевывающих чачу, выступает зеленая слюна, которую они часто сплевывают тягучими плевками.
В арбалеты, не спускаемых с Антона, уложены толстые болты с зазубренными наконечниками, не отмытыми от предыдущих жертв, с засохшей кровью и вырванными сухожилиями. От уржумцев тошнотворно веет смертью. Это единственное, что они умеют делать. У этого самобытного гордого народа нет промышленного производства или каких-либо хозяйств по производству продуктов питания. У них ничего нет, кроме самобытности, гордости и патологического умения умерщвлять себе подобных.
Чуть позади расстрельной команды реет в воздухе боевой спилер. Подвески его пусты, но при массе в 15 тонн он и без боезапаса раскатает Антона в блин.
Командовал казнью некто Эргерон, остальные уржумцы никоим образом не претендовавшие на победу в конкурсе красоты Мистер Галактика, выглядели по сравнению с ним писаными красавцами, элитными проститутами с «Пантеры». Дыхание по-звериному шумно вырывается из носа размером в пол-лица, свирепый малоосмысленный психопатический взгляд.
Казнь доставляет ему удовлетворение, сродни сексуальному. Эргерон — записной палач, про него идет дурная слава, что его бешеного взгляда не может вынести никто. Приговоренные сами кидаются вниз в ров, лишь бы не видеть этого кошмара наяву. Вытаращенные буркала стали у многих единственным предсмертным видением.
Эргерон приближается, демонстративно не глядя на пленника, чтобы пустить в ход свое гнусное оружие с убойной дистанции, ошеломить, угробить, сломить сразу и навсегда. А потом убить уже физически. Но перед этим еще одна смерть. Моральная.
Чтобы казненный знал свое место. Чтобы катался внизу, пуская сопли и мочу. Чтобы ему самому противно было умирать. И вот тогда уржумцу станет хорошо.
Эргерон подходит вплотную, еще немного, и он уткнулся бы в Антона, Причем Антон при его неслабом росте в метр — девяносто доставал ему лишь до плеча.
Палач неспешно, мотая немытой головой с твердыми торчащими косами, поднял взгляд, словно тот был материальным, нечто сродни бревну с острым концом и упер его в спецназовца. Антону показалось, что он заглянул в бездну.
В глазах не было ничего разумного, обычные звериные глаза. И выражение лица, точнее, морды, также было звериное. Перед ним было животное, лишь по чьему-то злому умыслу надевшее кожаные штаны. В Галактике такое случалось.
Поняв, что его взгляд не возымел должного эффекта, Эргерон взъярился и зарычал.
Пасть его приоткрылась, обнажая два ряда великолепных, никогда не чищеных клыков с застрявшими громадными кусками сырого мяса. Уржумцы иногда позволяли себе хулиганить и канибальничали понемногу. К тому же мясо не один день пролежало в благоприятных для протухания условиях. Так что из пасти разило качественно настоянной вонью.