Уолтер заметил слезы в его глазах и взмолился мысленно, чтобы Леонард взял себя в руки. Как утешить истеричного вампира он сам не имел ни малейшего понятия.
— Ну все, хватит, — Уолтер неловко похлопал его по спине. — Когда-нибудь я найду твою сестру. Найду и приведу домой. Нельзя же целую вечность бежать от кого-то. Рано или поздно ей захочется побежать к кому-то.
— Моя сестра очень одинока, Уолтер. И ее одиночество не зависит от того, окружают ли ее другие люди. Но пора возвращаться. Я переживаю за Эвике, как бы чего не случилось. Заодно и проверим, подтвердятся ли наши опасения насчет Виктора.
А внизу взволнованная Эвике делилась с хозяйкой все новыми источниками опасений.
— Ой, фроляйн, ведь столько гостей прибудет, как я узнаю жениха?
Гизела задумалась.
— Если рассуждать логически, то это должен быть самый древний, а потому и уважаемый вампир. Мы его быстро опознаем по запаху. Или по лысине. Или по плесени за ушами. Или по тому, что он будет нести свою голову подмышкой…
— Вольно же вам издеваться, — огрызнулась горничная. — Лучше скажите, что это за штуковина? В кармане лежала.
Она показала виконтессе блокнотик, состоящий из костяных страниц, с карандашом-замочком. С деланным равнодушием виконтесса покрутила в руках артефакт и вернула служанке. У нее самой никогда не было таких безделушек. Да и на что ей, раз Королевой Бала все равно не бывать.
— Это бальная книжечка, чтобы устанавливать последовательность танцев.
— Ага, понятно! Если меня кто-то пригласит вне очереди, так я его огрею этой штукой. Чтоб не совался, значит.
— Нет! Ты должна записывать, кому обещала танцы. Ну почему ты такая глупая?
— Простите, фроляйн.
— Не называй меня "фроляйн." При всех своих отрицательных качествах, Берта меня так не называла. Даже когда злилась.
— Простите, Гизела.
— Давай на "ты." Берта всегда мне "тыкала," хотя мы с ней, конечно, не ровня. Ох, ну что с тобой делать? Ты обязательно срежешься!
— Гизела?
— Да?
— Помолчи, а? Я и так волнуюсь, а тут еще ты под ухом ноешь, — выпалила девушка и опешила от собственной дерзости. Но виконтесса лишь улыбнулась.
— Уже лучше, — похвалила она, — хотя Берта сказала бы с большей долей сарказма.
— Знаю, — отрезала Эвике, — много в ней было этого самого сморказма. Но сегодня вечером Берта Штайнберг — это я. Что хочу, то и говорю.
Их разговор был прерван оглушительным трезвоном. Если звонок в замке и прежде не отличался мелодичностью, то сейчас он прозвучал как набат. И обе девушки, и Уолтер с Леонардом, которые как раз входили в залу, и фабрикант, метавшийся из угла в угол — все замерли на месте, но тут же завопили одновременно: