Уолтер достал любимый блокнот и приготовился записывать показания.
— Опишите мне фроляйн Штайнберг. Какого цвета у нее волосы?
— Кто ж их разберет? Она все время шляпки носит.
— Глаза?
— Полно, сударь, станем мы ей в глаза-то заглядывать! — Габор развел руками. — Мы свое место знаем. Негоже таращится на такую даму.
— Высока ли ростом?
— Да не то чтобы и высока, но и не слишком низкая.
— Если сравнивать с фроляйн Гизелой, она была бы выше или ниже?
— Вот чего не знаю, того не знаю. Никто из наших не видывал, чтоб они с ее милостью рядышком стояли. Люто друг друга ненавидят. Как говорится, две кошки в одном мешке не улежатся.
— Она красива?
— Виконтесса, что ли?
— Да нет же! — сомневаться в красоте Гизелы мог лишь отъявленный кощун, — Берта Штайнберг.
— Не очень, — честно признался трактирщик.
Уолтер имел некоторое представление о местных эстетических стандартах. «Некрасивая девушка» — растяжимое понятие, куда входило все от «страшнее эпидемии оспы» до «слишком хрупкая, чтобы поднять теленка одной рукой.»
— Но на что ей красота, с такими-то деньжищами? — бросила Бригитта, возвращаясь к работе. — Небось, и так замуж позовут.
… Или уже позвали? А это мысль! Веревочная лестница, спущенная с балкона, побег в темноте, тайное венчание в маленькой часовне…
— Было ли у нее романтическое увлечение? — пробормотал Уолтер, конфузясь задавать такой приватный вопрос.
— Чиво?
— Она влюблялась в кого-нибудь?
— Ась?
— Парень, говорю, у нее был?
— Женихалась, что ли, с кем на стороне? — Габор еще раз снизил стилистическую планку. — О том мне неведомо.
— А может и было чего, но мы все пропустили! — опять встряла служанка. — Она часто гуляет одна-одинешенька, может, на свиданки к кому бегает.
— Где она любит гулять?
— Да все больше вокруг замка, то в лес сунется, то по горам лазает. Нехорошо это, все ж она не из простых. Дама должна в гостиной сидеть и носу наружу не казать, а ей все неймется, — тут хозяин строго взглянул на девушку, и она поспешила сменить тему. — Зато какие у нее платья, любо-дорого смотреть! И атласы, и бархаты! А на одном платье такой длинный шлейф, что она как пройдет по улице, после уже и подметать не нужно!
Уолтер вспомнил простое платье Гизелы и ему стало обидно. Вот кому пошли бы модные наряды. Ее стройное тело было создано для шуршащих шелков, маленькие изящные ступни — для атласных туфелек.
— Почему ваш граф не покупает дочери обновки? Боится ее разбаловать?
— Купила бы собака печень, да купить нечем, — хмыкнул Габор. — Граф наш, почитай, совсем разорился. У него давно уже на такое баловство денег нет. Нешто б мы ему не помогли! Так нет ведь, он гордый, чужого не возьмет! А когда вы расспрашивали про нашего графа, я потому и озлился да остальным запретил болтать, что подумал, будто вы из его кредиторов. Мол, пришли добро описывать. Таким мы не помощники.