Если Нина разыгрывает меня, то ловко и умело. А если она ни в чем невиноватая, то, чего доброго, съедет с катушек, шизанется как Офелия. Снимет обувку, распустит волоса и давай бегать с чушью на устах. На всякий пожарный случай утешаю ее, психотерапирую:
– Ничего, Нина, это бывает, нормальное убийство.
– Нормальное, да? – с надеждой отозвалась Нина и даже потерлась об меня. Я ее телесность, ее «дыньки» почувствовал даже через куртку. Из-за этого кое-какие мысли, вернее, эмоции посторонние и ненужные зароились.
А может, она хочет прикрыться моим худым телом от бандитского стержня?
Я решительно отодвинул молодую женщину рукой, снова зашел в компьютерный центр и, отворачиваясь от убитого биолога, позвонил ревнителям общественного здоровья, в РУВД…
Общение с ментами сразу мне не понравилось. По телефону мне грубым заспанным голосом велели не рыпаться, ничего не трогать, не пытаться что-либо спрятать.
После моего звонка менты как будто закемарили снова. «Примчались» они только через час.
Я в это время действительно не рыпался. Правда, перетащил Нину в холл первого этажа, чтоб была под присмотром, а сам в свою будку – готовить к приезду следователей собственную версию. Однако, несмотря на все потуги, версия не слепилась.
Была, конечно, слабая зацепка. Файнбергу что-то померещилось в уголке. Ну, если бы там здоровенный киллер стоял, то доктору было бы незачем вглядываться и щуриться. Тут уж тикай или ори. Файнберг мог высматривать только что-нибудь небольшое, гнусное, вроде крысы.
Я ведь видел в коридоре что-то похожее на крысиное дерьмо… Ну и что с той крысы, что?
Зазвонили в дверь и я впустил ментов. Об чем сразу пожалел.
Своим задним, самым сильным умом я сообразил, что вначале стоило сюда начальника моего охранного бюро высвистать, экс-капитана Пузырева. Он с этой публикой лучше бы договорился.
Вместо того, чтоб взять след убийцы, или хотя бы Нину тормошить, менты за меня взялись.
Сперва револьвер попросили посмотреть, а когда надо было отдавать, фигу сальную показали.
Потом стали про мою секьюрити всякие низкопробные параши отвешивать, дескать, это подтирка для мафии. Я все стерпел; так сказать, не ответил плевком на плевок.
По тяжелым мутным взглядам ментов я понял, что у них своя методика «раскрытия преступлений». Им неинтересно обшаривать углы и щели, им хочется раскрутить меня на своем «чертовом колесе».
Они «плавали» вокруг меня кругами и задавали кретинские вопросы.
Ненавидел ли я убитого ученого? Баловались ли мы все втроем сексом? Курили ли «травку»? Есть ли у меня царские монеты? Не добывал ли ученый золото из электронных чипов? Я оборонялся одной и той же фразой – раз пятьдесят предложил прокрутить видеозаписи со всех камер. Особенно с той, которая на меня пялится, и свидетельствует о том, что я сиднем сидел, пока наверху убивали человека.