Бонита свои вещички просохшие снимала с верёвки. Увидела меня, улыбнулась. Собрала вещи в кучу, зашла с ними в дом. Думаю, гладить сейчас будет. Но нет, вышла ко мне, только не с кофе, а с бокалом вина — того самого, «вишнёвого». Села рядом молча, ноги из сандалий вытащила и перед собой на другое кресло уложила. Красивые ноги, в закатном свете бронзовые, ступни изящные, щиколотки тонкие, такие, что пальцами охватить можно. Красивая она, очень красивая. Я тихонько на профиль посмотрел — подбородок точёный, губы полные, нос прямой и аристократичный до неестественности. Ресницы полуопущены, брови чуть вразлёт, лоб… просто соразмерный удивительно. Блестящие волосы туго затянуты в хвост и тоже отливают бронзой.
— Ну что, — спрашивает, — закончилась безопасная жизнь?
— Похоже, что так, — ответил.
— Ты знаешь, а все вокруг думают, что мы уже семья, — как-то странно произнесла она.
— Знаю, — кивнул я. — Пусть думают.
— Пусть думают, — повторила она.
Дальше молчали. Совсем стемнело. Она поднялась и сказала:
— Иди спать. Нам завтра трудно будет, долгий будет день.
— Да, пожалуй. Спокойной ночи.
Она зашла в дом, а я посидел ещё немного и тоже пошёл наверх. Поднялся в спальню, разделся, пошёл в душ. Поплескался всласть, вытерся и пошёл в постель. Едва лёг — дверь открылась. Бонита. Тоже только из душа. Даже в том свете, что в спальню через окно попадал, видно было, как у неё мокро блестят волосы. И мокрыми они у неё сильнее виться начинали. Чёрные волосы. Тёмные в темноте лицо и плечи, белое полотенце, в которое она запахнулась. Подошла к кровати, остановилась и тихо спросила:
— Ты спишь?
— Нет.
— Они думают, что мы — семья. А ты даже не знаешь, как это со мной.
— Не знаю.
Она сбросила полотенце, шагнув вперёд, в полосу лунного света из окна. Всё её тело из тёмного силуэта превратилось неожиданно в рельефную скульптуру. Прекрасная шея перетекала в сильные и в то же время изящные прямые плечи, грудь, пожалуй, даже крупная чуть-чуть, самую малость, отвисала под своей тяжестью, как бы добавляя себе естественности, и была нежна и упруга. Плоский, мускулистый живот с чудесным небольшим пупком сейчас был покрыт гусиной кожей — Бонита замёрзла. Бёдра были божественны, и божественны же ноги. Аккуратное маленькое пятно волос в треугольнике паха только притягивало взгляд, подчёркивая, каким же красивым может быть это место у женщины.
— Красивая? — улыбнулась она, перехватив мой взгляд.
— Безумно красивая.
— А так?
Она повернулась спиной. Говорят, такие красивые попы бывают только у кубинок и бразильянок. Ерунда, у них таких тоже не бывает. Форма зада Бониты представляла собой завершённую гармонию. Идеальные ягодицы, две маленьких ямочки повыше копчика, совершенная ложбинка сильной спины, тонкая талия, развёрнутые плечи.