— Ходу! — крикнул он. — Теперь ходу!
И, не дожидаясь остальных, перешел в галоп. Сначала легкий. Потом все нарастающий. Нужно успеть.
Река Сестра не была ни большой, ни глубокой. В самых глубоких местах вода едва доходила до седла всадника. Но это в хорошие, полноводные годы. В этом же она изрядно обмелела, хотя и не потеряла своего напора; коня, зашедшего по брюхо, напором воды просто сбивало с ног. Но — если он встал боком. Мордой же против течения выстоять вполне можно, только кому это нужно? До Бора никто не задумывался о том — зачем. Ведь обычно требуется всего лишь переправиться, для чего лошадей ставят в пару бок о бок, а то и по трое.
Ланд, при рождении получивший сакральное имя Ландау, по жизни сократившееся до того, что есть, был племянником Бора. Причем они почти ровесники. В этом эксперименте он отвечал за самую боеготовную часть института, которую требовалось скрыть от глаз императора и его соглядатаев, которые везде, начиная от разбросанных повсюду пасек до козлопасов, забиравшихся на самые отдаленные земляничные поляны. Саня всего лишь примитивный хозяйчик, не способный видеть перспективу. Вот и делает плохо просчитанные ходы вроде того, что пытается наладить торговлю. Какая может быть торговля там, где важен порыв, стратегическое мышление и видение будущего? Даже смешно! При этом настораживает, что он, опираясь на совершенно иррациональную концепцию, достигает результатов. Вот целый город построил. Хотя, если рассудить логично, зачем? Впрочем, это не исключает того, что его мелкими достижениями можно воспользоваться. Можно и должно. Оставшиеся у кромки леса двое наблюдателей на резвых конях должны были сообщить о том, чем закончится дело у Сани. Пока же нужно позаботиться о собственной безопасности.
На скаку Бор позволил себе оглянуться лишь раз, как бы проверяя своих людей. И на самом деле проверял, но больше всего ему хотелось поймать взгляд Кури, его женщины, которую он вскоре собирался объявить своей третьей женой. Но увидеть смог только ее ярко-красный платок, хотя и этого было достаточно для того, чтобы чаще забилось сердце. Сейчас довольно и этого. В последнее время его тянуло к ней просто неудержимо. И, не будь сейчас ситуация столь отчаянной, он не стал бы считаться с обычаями и просто привел бы ее в свою палатку. Никто б и слова не сказал, разве что кое-кто из стариков поворчал бы, да и то больше для порядка. Молодые же в этом легком нарушении законов усмотрели бы лишь лихое бесстрашие их отчаянного и мудрого вожака. Но весь год Бора преследовали неудачи, что здорово портило ему жизнь. Не фатальные, скорее обыденные, мелкие, почти незаметные, но он давно научился за мелким видеть большое, указание сверху, перст судьбы. В начале года, еще зимой, младший сын Резен сломал руку, спрыгивая с лошади. Восемь лет мальчишке, а какой удалец! И ведь сколько уже раз это проделывал, и все ничего. А тут даже непонятно что произошло, ведь прыгал в сугроб, где поломаться, кажется, вообще невозможно. Потом, уже весной, лучший охотник института Юрай подставился под секача, который вспорол ему бок словно ножом. Сам добрался до стоянки, но спасти его уже не сумели. Вскоре мальчик Геры — это уже когда пошли на летнее кочевье — полез в развалины и об какую-то ржавую железку рассадил себе руку так, что думали, придется отрезать. Обошлось, вылечили, выходили, но пальцы у него до сих пор плохо работают. Потом у того же Геры ни с того ни с сего сдохла лошадь. Жалко, хорошая была коняшка. Днем начала буйствовать как будто ни с чего, рваться с привязи, ее пытались успокоить, водой лили, сонную траву давали. Ничего не помогло. К вечеру это был уже труп с выкатившимися сизыми глазами, в которых, казалось, застыл ужас. Большая охота на оленей, устроенная Бором в начале лета, сорвалась самым непонятным образом. Накануне олени были, разведчики уверенно доложили, а утром, когда на облаву вышли с полсотни мужчин, только и удалось завалить что старого жилистого лося-одиночку, непонятно как не съеденного волками еще зимой.