Ей вообще не следовало связываться с Черным Джеком, но он был очень упорным и не привык к отказам. И что-то в нем напоминало ей Тобина. У него были другие черты лица и другой цвет глаз и волос, но взгляд порой становился таким, как у Тобина, и еще он был таким же бесшабашным. Тобину было всего пятнадцать, когда он умер. Иногда она размышляла о том, стал бы он таким, как Черный Джек, когда вырос.
Но это всего лишь случайное сходство. Что-то в Черном Джеке подгнило, как в испорченном яблоке. Он хвалился ей, что ранил скот одного человека за деньги, которые платил ему другой, а потом увечил скот у последнего за плату, полученную у первого. Она сказала ему тогда, что это плохой способ зарабатывать на жизнь.
— Не хуже других, — возразил он.
Теперь она украла у него деньги, и ей нельзя возвращаться в таверну. Она все испортила. У нее мелькнула мысль: а что, если она отдаст ему деньги? Она поплотнее запахнула одеяло, дрожа на ветру. Было не по сезону холодно.
На рыночной площади Мари резко остановилась. Кто-то прикрепил объявление к позорному столбу. Она не умела читать, но разобрала изображение десяти гиней. Она остановила возчика, который проезжал мимо.
— Что тут сказано? — спросила она.
— Вот тут? — переспросил он. — Это всего лишь объявление об одном преступнике. «ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ: десять золотых гиней за сведения, которые помогут поймать отъявленного преступника, Черного Джека из Энкоутса», — прочитал он, потом пристально взглянул на Мари. — Ты что — его знаешь?
Мари облизнула губы, вдруг ставшие очень сухими.
— Нет, — ответила она.
— Потому что если ты знаешь и не скажешь церковному сторожу, тебя саму высекут. И отрежут уши.
Он взмахнул рукой возле ее уха, словно в руке у него был нож, и, стегнув лошадь, медленно поехал дальше, подняв воротник, чтобы хоть как-то защититься от мокрого снега. Мари немного постояла, не отрывая глаз от объявления. Она знала, где будет Черный Джек сегодня вечером. Он снова нанесет визит на скотный двор Ральфа Хальма. Ей не нравилось то, чем он занимался, но и выдать его было очень нехорошо. И тем не менее это решило бы все ее проблемы. Во-первых, он перестал бы ее преследовать, и, значит, она могла бы остаться с Саймоном. Во-вторых, десяти гиней хватит, чтобы уплатить долги Саймона в школе — на весь срок его пребывания там.
Она не может это сделать, решила Мари, и повернулась, чтобы идти. Но, сделав несколько шагов по площади, вернулась и, сорвав объявление со столба, поспешила к дому церковного сторожа на Лонг Миллгейт.
Она уже почти дошла до него, как вдруг ее схватили сзади. Чья-то рука зажала ей рот, и ее утащили в переулок.