Я сел в постели, укрылся до горла, сказал:
— Здравствуй.
Она ответила:
— Здравствуй… Мы ведь сегодня виделись.
— То встреча была одна, теперь совсем другая. Я хочу что-то сказать…
— Скажи, — негромко произнесла Тоня.
— Знаешь, почему я заблудился? Я хотел принести для тебя горностая.
— Горностая? — тихо удивилась, будто вздохнула, Тоня.
— Да, горностая. Он был такой весь белый-белый, пушистый. Он был такой красивый, что мне и не рассказать. А еще, знаешь, он был какой? Он был смешной и веселый. Я назвал его Длинный Хвост — Короткие Ушки. И вот поэтому я не смог его убить. Я отпустил его.
Тоня наклонила голову, помолчала, совсем тихо ответила:
— Это хорошо… Это хорошо, что ты не убил его. Пусть бегает!
— Пусть! — сказал я.
Она опять помолчала, потом подняла голову и вдруг спросила:
— Ты, наверное, думаешь, я сержусь на тебя? За то… Ну, знаешь, за что.
— Теперь не думаю. А тогда думал. Но это я сам виноват.
— Не очень, — сказала Тоня.
— Почему не очень?
— Не надо было нам с Женькой секретничать, надо было свой секрет показать сразу.
И тут, не дожидаясь моих вопросов, она распахнула занавеску, лукаво посмотрела на меня и говорит:
— Глянь!
Я перевесился с кровати, глянул в дверной проем и тихо ахнул.
— Это, — говорю, — и есть секрет?
— Это и есть наш секрет. А ты что думал?
В комнате, на стене, озаренной солнцем, висели старинные часы с медным маятником. С тем самым маятником, который я видел не так давно у Женьки, Минутной стрелки на циферблате не было, стекла в деревянной дверце тоже не было, но желтый маятник раскачивался и отстукивал в лад с нашими ходиками: тик-так, тик-так!
А под часами висел плакат. Огромный самодельный плакат. На плакате химическими чернилами был нарисован кособокий колесный трактор. Из трубы трактора валил густой дым. За трактором тащился плуг с нелепыми закорючками вместо лемехов, а за рулем восседал веселый человечек: рот — шире масленицы, руки — грязнущие, на голове огромная, как воронье гнездо, шапка. Человечек похож на меня, а вокруг него — большими буквами стихи. Тоже про меня.
Привет болтам и гайкам!
Прощайте, клапана!
За руль возьмется скоро
Наш Ленька-старина!
Получится из Леньки
Не кок, не трубочист,
А выйдет замечательный
Пахарь-тракторист!
Ура!
И в это время часы захрипели, заскрипели и начали вызванивать: «Бом-м… Бом-м… Бом-м… Бом-м!» Они отбили ровно четыре удара, ровно столько, сколько показывала часовая стрелка. И тут я не только ахнул, я даже с кровати соскочил и стою, как куль, в одеяле:
— Вот эти часы вы и прятали? Этот плакат и сочиняли, когда я к вам вломился?