– Где я могу найти старшего по чину? – металлизируя голос, спрашиваю я, размахивая красной корочкой писательского билета, который всегда принимают за «прессу». А на мне при этом обтягивающий комбинезончик и хорошее количество косметики.
– Пошла отсюда! Да это их чеченская девка! Сунь ее тоже в автобус! – орут они, и последний отшвыривает меня к стене автоматом так, что я лечу метров пять. Физическое ощущение железяки, толкнувшей в грудь, вкус короткости расстояния между его глазами и трепещущими на курке пальцами вводят меня в состояние истерики. Бросившись останавливать мужчин, я оказываюсь перед лицом разрушительной стихии, упакованной в мужские тела. Передо мной не мужик, а бесполый натасканный хищник, спущенный с цепи. Он лишен зрения и слуха, он – зомби, им управляют с помощью антенны. Мы стоим напротив друг друга, сощурив глаза от напряжения, и меня почти сбивает с ног волна идущей от него растаптывающей звериной энергии, и я сжимаю кулаки в карманах комбинезона и жестко говорю севшим от страха голосом:
– Я из Комиссии по правам человека! Я журналистка! Если вы сейчас же не пропустите меня к старшему по званию, вам придется отвечать за удар, нанесенный мне автоматом!
И он не слышит, не видит меня (уж не наркотики ли им дают перед операцией?), но напор, с которым я говорю, дает ему ощущение, что я каким-то странным образом могу оказаться старше его по чину, иначе почему я смею, когда все мужики попрятались.
– Мое дело никого в лифт не пускать! Все! Мне команды отвечать на вопросы не было! – орет он.
– А команда бить журналиста автоматом была? – И мы играем в «кто кого переглядит». И внутри у меня все дрожит, и я вижу, у него – тоже, и мы стоим в общем силовом поле, и кажется, еще капля – и конец: я – разрыдаюсь, он – даст автоматную очередь… Но он тренированней меня, он останавливается, сплевывает на палас и выдавливает из себя:
– На пятом этаже, где обыск… – И вальяжно отходит от двери лифта.
На пятом этаже снующие люди уже не вооружены и уже не страшно; оборав шестерок в гражданском, я обнаруживаю старшего, какого-то «по особо важным делам». И у него вид хорошо соображающего человека, он врубается мгновенно:
– Садитесь. Сигарету? Журналист из Москвы? Это приятно. Караван культуры? В этой гостинице? Странно, мне об этом ничего не сказали… Вы лично видели, что мои ребята били чеченцев? Этого не может быть! Группа работает в рамках законности! – Многозначительный взгляд в сторону помощника, помощник исчезает, слава богу, избиение прекратится. – Мы сейчас с вами спустимся вниз, и вы убедитесь в том, что вам показалось. Просто обыск в рабочем порядке… Но как вы сюда прошли? Кто вас пропустил? Ведь это опасно, ведь мои ребята, когда работают, они ведь… – И мы спускаемся вниз, где уже действительно никто никого не бьет. Появляется Саша Железцов, он – демсоюзовец и быстро во все включается. Мы вместе подходим к чеченцам с раскровавленными лицами и спрашиваем, готовы ли они подтвердить факт избиения. И часть говорит «да», часть говорит «нет», часть отводит глаза.