На самом деле жесткие ритуальные структуры организуют, как и положено, бал как церемонию – «черную мессу»: питие из чаши с кровью по кругу, омовение кровью ритуальных жертв, сатанинские пляски-оргии, но главный ритуал бала полнолуния – связь мира мертвых с миром живых, осуществляемый благодаря выбору королевы, живой женщины, которая сознательно должна была принести себя в жертву дьяволу, и которую, по традиции должны были звать Маргаритой. Во главе черной мессы женщина-ведьма стоит еще и потому, что это ритуал-перевертыш. В обычной церковной мессе службу служит священник – в сатанинской – женщина. Если православный обряд отправляет священник, мужчина, который должен быть определенным образом одет, то есть, облачен в культовые одежды, антиобряд следовало выполнять обнаженной женщине. Для этой роли и выбирается королева бала.
Мысль Н. К. Гаврюшина о том, что «коль скоро сатанинская литургия противостоит христианской, в ней немаловажную роль должен играть мотив осквернения» (Гаврюшин 1995: 29), исходит из ортодоксального представления о взаимодействии «ведомств». Однако в русле этих представлений на контакты с нечистой силой реагируют только два персонажа: «богобоязненный» буфетчик Соков и Никанор Иванович Босой.
Маргарита органично врастает в новую роль, она перестает стесняться своей наготы, позволяет себе шутки, иногда в стиле «балагана», изображая преувеличенный ужас или восторг, позволяет себе «крутить ухо» шуту на балу, использовать просторечие, как теперь уже и ее свита:
- Если ты, сволочь, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…
- Ты бы брюки надел, сукин сын, - сказала, смягчаясь, Маргарита.
Вместе с тем она прекрасно справляется с ролью госпожи, хозяйки светского мероприятия. Зазеркалье черной мессы включает и определенные правила исполнения ролей. Прием гостей, обход хозяйкой бальных помещений, приглашение к угощению.
«Пространство ритуала – не просто вместилище извне заложенных смыслов, а само по себе смысловой генератор», пишет Е. Н. Мошонкина в своем обзоре «Символика королевской власти в средневековой Франции» (Мошонкина 1996: 159). Иными словами, сам ритуал формирует те художественные смыслы, которые мы вкладываем в понятие «развитие образа». Образ как бы попадает в зону ритуального пространства, и оно влияет на его дальнейшее развитие. Что без бала образ Маргариты? Домохозяйка при высокопоставленном муже. Любовница Мастера, потерявшая своего возлюбленного? И только согласившись стать «королевой» бала, то есть, согласившись выполнить главную ритуальную и магическую роль, она становится героиней. Но высокой, слишком высокой ценой. В пространстве бального ритуала меняются, по существу, все образы. Меняют маски Коровьев и Азазелло, Бегемот выполняет роль распорядителя бала, выкрикивая магическое «Бал!», и меняется внешне. Вся свита «серьезнеет», в миг приобретает светские манеры, хотя и не отказывает себе в удовольствии пошутить.