И не было больше страха, только хорошо помнившаяся радость. Остальная часть склона была по-прежнему отвесной, но поверхность скалы — чистая, с хорошими опорами на всем пути наверх. Бентон выбрался на край утеса и с минуту лежал в изнеможении, впивая благословенный запах травы и земли, ощущая шершавость песка у самых губ. Поднявшись на ноги, он увидел спешившую к нему Кейт. Глядя в ее сияющее от радости и облегчения лицо, он с трудом подавил нелепый порыв броситься ей в объятия. А она сказала: «Поздравляю, Бентон», — и отвернулась, будто боялась, как бы он не увидел, что сделало с ней страшное напряжение, пережитое в последние тридцать минут.
Он нашел рядом с краем утеса большую каменную глыбу, наладил страховку, продернул веревку в карабин, взялся за нее и крикнул вниз — Джаго:
— Давай, если готов!
Он был уверен, что Кейт сделала с уликой все, что нужно, пока Джаго был внизу, у подножия утеса. Камень и остаток рваного латекса наверняка уже запечатаны в мешке для вещдоков. А теперь в его руках была жизнь Джаго. Он ощущал, как его заливает чувство былого веселого возбуждения, словно вся кровь в нем взволновалась, как море. Вот это и есть самое главное: разделенная опасность, взаимное доверие, братство восхождения.
Джаго присоединился к ним с поразительной быстротой. Он вытащил наверх и снова свернул веревки, собрал снаряжение и сказал:
— Вы справились как надо, сержант.
Он решительно зашагал к автотележке, неся снаряжение, но вдруг приостановился и повернул назад. Подойдя к Бентону, Джаго протянул ему руку. Бентон схватил ее и пожал. Ни тот ни другой не произнесли ни слова. Вместе они забросили скалолазное снаряжение в тележку и забрались в нее сами. Кейт села за руль, повернула ключ зажигания и, сделав широкий разворот, затряслась по гравию в направлении Большого дома. Взглянув на ее лицо, Бентон вдруг — в момент удивленного озарения — понял, что Кейт вполне можно назвать красивой.
Всю оставшуюся часть вторника краешком сознания Кейт владело беспокойство о том, что происходит в незнакомом ей изоляторе на самом верху башни Кум-Хауса. Ей приходилось удерживать себя от того, чтобы позвонить Гаю или Джо Стейвли и спросить об этом. Но она понимала, что, если бы им было что сообщить ей, они сами нашли бы время позвонить. А между тем у них есть свои дела, а у нее — свои.
Миссис Бербридж, стараясь найти в домашних заботах хоть какое-то облегчение от мыслей о двойной опасности — об убийце, свободно разгуливающем по острову, и о предположительно смертельной болезни, спросила Кейт и Бентона, что они хотели бы на ужин и не доставить ли им еду в коттедж «Тюлень». Мысль об этом показалась Кейт невыносимой. Сидеть за столом, за которым недавно сидел Дэлглиш, видеть его плащ, висящий на крытом крыльце, ощущать его отсутствие острее, чем его присутствие, — все это воспринималось бы так, словно они вошли в дом покойника. Ее квартирка в конюшенном корпусе маловата, но может подойти. Кроме всего прочего, Кейт стремилась быть поближе к Кум-Хаусу, а еще — чтобы Бентон находился по соседству. И дело не только в том, что так было бы удобнее: пришлось признать, что она чувствует себя более спокойно и уверенно, когда он рядом. Вместе с этой мыслью пришла и другая: он стал для нее настоящим коллегой, надежным напарником. Кейт сказала ему, какое решение она приняла. А Бентон ответил: