Мы сидели допоздна: обмыли успешную операцию и моё счастливое возвращение, потом – начало моей лекарской работы во граде Владимире, затем за дружбу, далее я уже помню смутно. А уж как до дома добрался – вообще полный провал в памяти.
Но утром Ефросинья сказала, что привёл меня Александр. Сам едва на ногах стоял, но до двери довёл. Экий молодчина!
Отоспавшись, после обеда я отправился на торг: надо было одежонки подкупить, а то уж пообносился – не амбал, чай.
А там уж разговоров да слухов полно, да и где новости узнавать, как не на торгу. Сегодня в Успенском соборе, оказывается, была вся семья наместника. Ну, то, что сам он был, да жена его – не новость. Дочка пришла – вот что интересно, про которую раньше говорили, что недужная очень, чуть ли не при смерти. А ноне на заутренней службе – жива да здорова. Удивительно сие, стало быть – раньше-то врали?
Слушал я все эти разговоры с удовольствием – всё-таки приложил свою руку к выздоровлению Ксении.
Через неделю решил посетить с визитом дом наместника.
На стук ворота открыл привратник – тот самый, который дал мне от ворот поворот и которого наказывали плетьми. Пренебрежительное выражение его лица тут же сменилось на подобострастное, даже заискивающее.
– Хозяина нет дома.
– Я к боярыне и дочке.
– Милости просим.
Привратник распахнул калитку пошире, согнулся в поклоне. Едва я ступил в сени, слуга с поклоном принял тулуп, проводил в трапезную и исчез.
Через некоторое время по лестнице застучали каблучки, и выпорхнула Ксения, а за ней вальяжно и степенно спускалась боярыня.
Ксению было не узнать! После операции прошло-то чуть меньше трёх недель, а расцвела-то девочка как, похорошела.
Я был удивлён произошедшими переменами и обрадован, что скрывать. Когда женщина болеет – видно сразу. Непокрашена, раздевается без стеснения. А как только здоровье идёт на поправку – губки красит, за причёской следит, а раздевается со смущением.
Я притворно ахнул:
– Кого я вижу? Это ли тот почти увядший цветочек, который я увидел в первый раз? Уста сахарные, бровями союзна, стан стройный! Ты ли это, Ксения?
Моя неприкрытая лесть и восхищение были девушке приятны. На щёчках выступил румянец смущения. Да и как её не понять? Подружки уж замужем, а она в постели провалялась, в то время как с женихами миловаться надо. Выпал из её жизни волнующий кусок юности, и теперь Ксения явно старалась добрать то, что упустила из-за хвори. Мои комплименты девушка впитывала как губка воду. Я бы ещё говорил, да боярыни постеснялся. Будучи в Порте, наслушался цветистых восточных речей дворцовых подхалимов и поэтов и теперь сам мог бы расточать сладкозвучный елей.