Или аква тофана. Этот яд был изобретён в Неаполе. Жена доставала маленький пузырёк и тайно выливала его содержимое в похлёбку мужу-рогоносцу. Через несколько часов после отравления мужа начинала мучить жажда, затем – боли в желудке, слабость. Отравленный ложился в постель, где и умирал через сутки от «апоплексического удара» – как тогда называли инсульт.
Или взять мышьяк…
Но – чу! Наверху послышалась суматоха, потянуло запахом съестного. Да никак французские матросы сели кушать. Мы тоже хотели, но нам никто и куска хлеба не даст. Команда втягивала носами дразнящие запахи и глотала слюни.
А через полчаса началось самое интересное. Слышались звуки рвоты, стоны, ругань и шум падения тел. Потом наступила тишина.
– Ну – вот и всё, дождались.
– Чего?
– Того, о чём я говорил. Команда «француза» мертва или лежит в беспамятстве. Пришёл наш черёд действовать.
Как открыть люк? Проём трюмного люка был прикрыт деревянной решёткой, видимо – специально для арестованных. Воздух в трюм поступает, а вылезти нельзя. Только часовых у трюма сейчас нет, потому нам никто не мешает. Привстал один из наших матросов, слышавший наш разговор.
– Когда нас в трюм загоняли, я задвижку деревянную видел. Запор – тьфу, отодвинем – и все дела.
– Тогда действуй, – распорядился Кондрат.
Мы подняли матроса на руках – ведь лестницу французы вытащили на палубу. В несколько движений ему удалось отодвинуть деревянную задвижку на решётке и откинуть её.
Мы подтолкнули его; он повис на руках и, подтянувшись, выбрался наверх. Через мгновение он спустил лестницу, и мы выбрались.
Снова свободны!
Палуба представляла собой ужасное зрелище. Везде в самых невообразимых позах валялись скорченные трупы французов, на досках палубы – следы блевотины. Запах – преотвратительный.
Кондрат снова принял командование на себя.
– Французов – живо за борт! – гаркнул он.
– А ежели кто ещё живой? – робко спросил кто-то из матросов.
– Всех, я сказал! И если кто-то не понял, я отправлю и его за борт – следом за ними!
Матросы принялись сбрасывать тела в море. Кондрат повернулся ко мне.
– Чем ты их?
– Яду в вино подсыпал.
Кондрат окинул меня внимательным взглядом, вроде как видел в первый раз.
– А ты страшный человек, Юра!
– А ты бы предпочёл спокойно сидеть в трюме и дожидаться суда и виселицы?
Кондрат задумался, ухватив по привычке бороду в кулак. Ушкуй и французский корабль плавно покачивались на волнах. Окинув взглядом плавающие за бортом береты незадачливых французов, купец вцепился ручищей в поручень, сверкнув глазами:
– И то истинно – не стали бы они в суде правду чинить, поверили бы поганому, что нас продал! Чуждые мы им. Вздёрнули бы торговых людей, как пить дать! Получается – и взаправду другого выхода не было. А ни за что смерть принять не хочу! – тряхнул он головой. – И всё же по мне – порубить их, сойдясь грудь на грудь. Не по-нашему это как-то, зельем. Словно крыс каких. Ну да Бог приберет их.