Их взгляды угнетали Саревана. Большинство из присутствовавших видели его впервые с тех пор, как он вернулся. На их лицах читались ужас, печаль и еле скрываемая жалость. А также гнев, глубокий и нерушимый, который наиболее сильно пылал в сердцах молодых людей, братьев и друзей принца. Он одарил их широчайшей улыбкой и произнес: — Добрый вечер, господа. Я слышал, что вы собрались на войну, а меня с собой не берете.
Никто не проронил ни слова. Сареван не смотрел ни на отца, ни на мать, хотя знал, что она привстала со своего места. Он сел рядом с Хирелом и потянулся за наполненным до краев кубком. Подняв его, он провозгласил: — Выпьем за смерть!
* * *
Он заплатил за это, и недешево. Не то чтобы Мирейн упрекал его. Император ничего не сказал, и это было намного хуже. И Саревану пришлось сидеть, есть, пить и доказывать всем, что он по-прежнему остается Сареваном Ис'келионом.
Он проснулся, что было неизбежно, но не в своей постели. Теплым комочком рядом с ним свернулся Хирел.
— Будь они все прокляты, — прошептал Сареван. — Будь прокляты. — Это ты про кого?
Сареван вскочил, поморщился, схватился за желудок и снова упал на подушки, разрываясь между гневом и весельем. — Львенок! А я думал, что ты спишь. — Как видишь, нет. — Хирел устроился поудобнее, подперев рукой голову. Его глаза все еще были затуманены сном. — Так кого ты проклинаешь? — спросил он. — Да всех!
Хирел удивленно поднял брови. Вторая попытка удалась Саревану лучше. Он широко развел руки.
— Они сделали меня точкой приложения ярости и жалости, мое имя красуется на их военном стяге.
— Я знаю, — сказал Хирел. — Меня изумляет, что ты не такой, как они. Ведь ты действительно попал сюда при смерти и в моей компании. Так разве могло все кончиться по-другому?
Слышать собственные мысли из уст другого человека оказалось еще больнее. Сареван занес руку для удара, но усилием воли заставил ее опуститься.
— Ты должен бы радоваться, — продолжал тем временем юный демон. — Ты получил войну, то есть возможность покрасоваться в полном боевом облачении, помахать мечом и заслужить имя героя. Разве не эта мечта скрывается в сердце каждого добропорядочного варвара?
— Может, я и варвар, — процедил сквозь зубы Сареван, но я не желаю быть причиной этой войны. И не буду ее причиной.
— Не поздновато ли для подобных заявлений? — Может, еще и нет. — Сареван осекся и сжал зубы. — Нет! Этого еще не хватало.
Удивительно, но Хирел промолчал. У Саревана зачесался подбородок. Он поцарапал пальцами щетину, скорчил гримасу и медленно поднялся. Он твердо стоял на ногах. Волна дурноты прошла. Все дело было в вине, а не в слабости. Он расправил мускулы, каждый из которых повиновался ему, вспомнив наконец о былой гибкости. В моменты подобного гнева и безумия Саревану хотелось петь.