Хирел, все еще не пришедший в себя от повторного приступа тошноты, не отводил глаз от стен Эндроса. В Кундри'дже этот город в насмешку называли побеленной деревушкой, каменным лагерем, грубой пародией на сам Золотой город. Говорили, что там все безвкусно, что там только грубый камень и голая, лишенная растительности земля, что его белый и золотой цвета чересчур ярки для подлинной красоты. Словно высокомерие варвара, смешавшееся с изяществом южанина, заявляло во всеуслышание: «Смотрите, я тоже могу основать империю и возвести город, и предрекаю, что мое творение будет стоять тысячу лет».
И все-таки чем ближе Хирел подъезжал, тем красивее казался ему город. Яркий — да, но построенный в гармонии изгибов, плоскостей и углов. Город выглядел чистым и молодым, как свежевыпавший утренний снег, а вовсе не безвкусным. Он будто вырос из земли, как вырастают горы, неожиданно, величественно и неизбежно.
Но не одно это делало Эндрос Аварьян реальным. Здесь жили люди, они въезжали в город и выезжали из него, они ели, разговаривали и пели, работали и ленились, покупали, продавали и торговались, им требовались выгребные ямы, мусорные кучи и могилы. Эти люди были разными и вели себя в соответствии со своим воспитанием и привычками. Хирел видел чернокожих великанов, раскрашенных, бородатых и гладко выбритых, и женщин, обнаженных до пояса или закутанных в покрывала по самые глаза, вышагивавших так гордо, словно им принадлежал весь мир. Он видел людей из равнинных племен, с миндалевидными глазами, с красной, бронзовой или коричневой кожей, которые откровенно таращились на их отряд и обсуждали вслух, чего ищут чужаки в их городе. Там и сям попадались странные белокожие существа с Восточных Островов, сторонившиеся остальных. Изредка Хирел с болью замечал лица своих соотечественников, холеных, полнотелых, с кожей всех оттенков золотого цвета — от коричневато-серого до цвета старой слоновой костя, с вьющимися светлыми волосами и сияющими желто-коричневыми глазами. Впрочем, ни у кого из них кожа не была такой бледной, как у Хирела, волосы не отливали таким чистым золотом, а глаза не казались янтарными. Вот они-то знали правила вежливости, они не пялились на чужаков и держали свои мысли при себе, неторопливо шли по своим делам.
Юлан снова куда-то исчез. Он избегал городов, в том числе, кажется, и этого. Возможно, так было даже лучше: узнав его, люди узнали бы и Саревана, и тогда началось бы столпотворение.
Однако анонимность имеет свои слабые стороны. Хирел, выросший во дворцах, знал о существовании стражи и ее службе. Однако он не мог и предположить, что ему и его спутникам не разрешат проникнуть за пределы определенной территории. По их виду стража поняла, что это сброд, дикари, приехавшие бог знает откуда, а имя Саревана не могло служить пропуском во внутренние покои. Внешние пределы дворца были, конечно, великолепны, но путешественники запутались в сложных переходах. Находились люди, которые за определенную мзду предлагали им услуги проводников, но большинство в ужасе отшатывались, видя на руках Рокана бесчувственное тело, издававшее ужасный запах. Где-то во внутренних дворах группа вооруженных людей пыталась убедить зхил'ари оставить сенелей и оружие; результатом стали две или три разбитые головы.