— Раскайтесь, пока еще есть время.
— Боже мой, да ведь я молилась и каялась всю мою жизнь!
— Принесите себя в жертву.
— Себя?!
— Да… кровь за кровь, жизнь за жизнь!
— Нет! Это выше моих сил!.. Я не хочу умирать!
Эмма совершенно хладнокровно вынула из кармана пузырек, вылила жидкость в рюмку, подала ее больной и сказала:
— Вот вам лекарство.
Госпожа Замаки привстала, недоверчиво взглянула на сестру милосердия и спросила дрожащим голосом:
— Я должна это выпить? Что налили вы в эту рюмку?
— Лекарство.
— Нет, это яд!
— Да вы с ума сошли!
— Дитя, кто приказал тебе отравить меня?
— Примите это лекарство.
— Не хочу! Никто не смеет меня заставлять! — и больная разразилась диким, неестественным хохотом.
— Я смею! — возразила Эмма.
Между палачом и его жертвой началась отвратительная, немая борьба. Напрасно несчастная звала на помощь, никто не слышал ее стонов. Эмма запрокинула ей голову на подушку, ловко раздвинула пальцем стиснутые зубы, влила жидкость в рот и тотчас же зажала его носовым платком.
— Я твоя спасительница, — с надменной самоуверенностью проговорила она, — бедная грешница, я указала тебе путь на небо!
Ответом на эти слова было предсмертное хрипение, и несколько минут спустя госпожа Замаки скончалась. Эмма встала на колени возле кровати и начала громко молиться.
— Господи! — взывала она. — Сжалься над этой грешницей, отпусти ей прегрешения и помилуй всех нас, рабов Твоих!
Потом она вышла в сад для того, чтобы зарыть в землю пузырек и рюмку и на обратном пути повстречалась с Сергичем.
— Ну что? — спросил он. — Она уже умерла?
— Да, — отвечала Эмма, — но не добровольно, она долго боролась со мной.
— Милосердый Господь примет ее смерть как искупительную жертву за ее грехи.
— Теперь мне можно будет уехать отсюда?
— Нет, вы останетесь при покойнице до моего возвращения.
Купец ушел, а Эмма, вернувшись в дом, заперла спальню на ключ, положила его в карман, прилегла на диване в гостиной и заснула крепким сном, с невинной, ангельской улыбкой на устах. Утром ее разбудил Сергич, приехавший получать наследство в качестве попечителя братства. Вслед за ним внесли гроб. Прислуга была удалена от покойницы под благовидным предлогом, что зараза может распространиться; Эмма своими руками уложила умершую в гроб и его тут же наглухо заколотили. Местные власти за деньги выдали разрешение похоронить госпожу Замаки в тот же день ввиду заразного свойства болезни, от которой она умерла.
— Сегодня вы еще не уедете отсюда, милая барышня, — возвратясь с похорон, сказал купец своей сообщнице. — У вас будет дело здесь поблизости, быть может, даже нынешней ночью.