Орхидея обожала прогулки со своей хозяйкой, гордо, с независимым видом вышагивала рядом на поводке, принципиально не обращая никакого внимания на стремящихся к знакомству кобелей, чем удивляла Лорелею. Георгий этот странный факт разъяснил: толстопятая устроила ей маленькую операцию-стерилизацию, очевидно, в отместку за покусанную ногу. Получив за это «противоправное», как выразился Георгий, действие нагоняй от мужа, толстопятая огрызнулась: «Почему у этой кусачей дряни должны быть детки, когда не у всех людей они есть!», – имея, конечно, ввиду, в первую очередь, себя.
«Зато ты теперь свободна от беременностей», – смеясь, как-то сказала Лорелея, и ласково погладила собачку, за это Орхидея лизнула ее в нос.
…Лорелея присела на скамейку, на которой сидела обычно, если было свободно. Орхидея устроилась рядышком, наблюдая блестящими коричневыми глазами за веселой собачьей возней и игрой в догонялки тех, кого хозяева отпустили с поводков на волю. Иногда ее бородка и усы возбужденно подергивались, но слезть со скамьи она даже не делала попыток, очевидно, сознавая, что при ее породе и при ее безразлично-высокомерном отношении к этим беснующимся малопородным шавкам нет никакого резона волноваться всерьез.
Гораздо более неспокойна была отчего-то ее хозяйка. Последнее время она часто задумывалась. Слишком часто. А когда много думаешь, и всё об одном, то откуда взяться душевному спокойствию? Лорелея думала о том, почему она никого не любит. Сейчас не любит, или уже давно? Странные мысли для женщины. Может, для любой другой они странные, но не для Лорелеи. На нее часто находили некие, необъяснимые обыкновенному человеку, странности. Например, она стала даже думать, что не приносит никому счастья. Вряд ли какая женщина станет так о себе думать. Все женщины полагают, что осчастливливают всякого, на кого упадет их избирательный взор. Конечно, Лорелея тоже так считала, особенно в прежние времена, в ранней юности, да и позже, в нахлынувшей зрелой молодости. Но теперь пришло, подступило вкрадчиво время, когда призывно взирать уже не тянет, и настоящее мало чем радует. Лерелея страдала, когда погружалась, против воли сопротивляющегося сознания, в дни давно прошедшие, и страдала, находясь в дне нынешнем. В дне нынешнем присутствовали муж, неудавшийся карьерист, и Георгий, стареющий и лысеющий на глазах любовник. За обоих Лорелея цеплялась, оба были зачем-то необходимы. В дне прошлом… там всё было ужасно. Сначала замечательно, а потом ужасно. И в ту половину, где замечательно, Лорелею невыносимо тянуло. В последнее время с такой силой, что она иногда столбенела, бросала всё, чем занималась и застывала в болезненном ступоре. Это было похоже на психический припадок. Или на волну невыносимого счастья, накрывающую с головой. Но счастья недоступного никоим образом.