В этот день вся церковь была уставлена цветами: розово-белыми клематисами, дикими фиолетовыми орхидеями, лилиями, высокими сливочными каннами[54], ароматными чубушниками[55], побегами лаванды, и массой роз. Аромат последних – всех оттенков и размеров: еще свернутых в бутоны и пышных, в полном цвету, – заполнил церковь.
Те же самые цветы покрывали маленькую каменную пирамиду из камней, находящуюся за церквушкой. Девочки Мерридью положили их там накануне, взяв с собой нового члена семьи: недавно крещеную Аврору, которую несла ее крестная мать Дори.
Дубовые скамейки были заполнены неспешно беседующими людьми. Тихо играл орган. Последние гости все еще прибывали.
На передней скамье сидели Пруденс с Гидеоном и Эдвард с Чарити. Мать Джайлса устроилась от них через проход. Позади нее расположилась леди Госфорт и группа ее друзей. Остальных гостей семьи Мерридью Себастьян не знал.
Пруденс толкнула локтем своего мужа. Себастьян и Джайлс провели последние десять минут, нервно прохаживаясь вдоль алтаря, каждые несколько секунд бросая взгляд на двери. Трудно сказать, кто из них казался более взволнованным – Джайлс или Себастьян. Наконец они прекратили вышагивать, очевидно, заспорив своими низкими голосами.
– Интересно, о чем это они? – прошептала Пруденс.
***
– Но у нее же нет груди! – воскликнул Себастьян. – Ты не можешь жениться на плоскогрудой женщине!
– Что? О, – Джайлс застонал, вспоминая старый разговор. – У леди Элинор грудь есть, хорошо... крошечная, изящная грудь... которой я чрезвычайно увлечен. Я сам не свой от страсти, Бастиан. Я!
Губы Себастьяна задрожали от еле сдерживаемого смеха.
Джайлс продолжал:
– Знаешь, я даже скучаю – нет, я тоскую по тому времени, когда она носила платья из семнадцати акров серой ткани!
– Откуда такие перемены?
Джайлс снова вздохнул.
– Ниоткуда. Я жаждал ее еще до того, как она взяла манеру ходить полуголой и носить одежду ярких расцветок! Но, по крайней мере, пока она задыхалась в своих серых тряпках, она оставалась моей личной особой тайной. Теперь же...
– Ты ревнуешь к мужчинам, смотрящим на нее? – Себастьян не верил своим ушам. – Ты?!
– Так трогательно, правда? У меня отсутствует сила воли, я теряю контроль, даже чувство собственного достоинства, как только дело касается этой женщины. Я опьянен – слащавая, сентиментальная чушь! Как я умудрился попасть в эту жалкую ситуацию?
Себастьян улыбнулся.
– Полагаю, это называется «влюбиться».
– Я всегда думал, любовь – игра, – мрачно заметил Джайлс.
– А я всегда думал, это сказка для детей, но мы оба оказались неправы, тебе так не кажется?