Настроение у нее снова испортилось с наступлением темноты. Мы прогуливались по берегу вдоль гостиницы, где поужинали. Вечерний бриз подул со стороны исчезающего в темноте моря. Рокот почти невидимых волн, то накатывавших, то отступавших, напоминал печальные мотивы здешних мест.
– Мне холодно, – пожаловалась Мери. Держа ее под руку, я почувствовал, что она немного дрожит. – И страшно, – добавила она.
– Вам надо пропустить еще стаканчик. А может, два.
– Лучше уж дюжину, чего там. Но ведь от этого забудешь лишь ненадолго.
– Что забудешь?
– То, что я чувствую. Мне неуютно, одиноко и страшно. Я ненавижу этот остров, Сэм. Мне кажется, что случится что-то ужасное, если я тут останусь.
– Что-то ужасное уже случилось, но не с вами. Подобный взгляд эгоистичен, но когда кто-то умирает у тебя на глазах, радует, что это не ты. На войне чувствительность у любого человека зарастает рубцовой тканью.
– Но разве война имеет отношение к случившемуся несчастью?
– Я уже высказывал свою точку зрения. Но я не знаю. Вспомните, что говорил Джин Халфорд о вражеских агентах на этих островах? Примерно тогда настроение у Сью изменилось, а вскоре-вскоре она умерла. Кто знает, была тут какая-то связь?
– Не говорите так, прошу вас. Вы еще больше меня пугаете.
Сейчас мы стояли и смотрели друг на друга, одни на темном пустынном берегу. Я придвинулся, чтобы разглядеть лицо Мери. Глаза у нее стали черными, цвета ночного неба, а пунцовые губы жалобно задрожали.
– Чего вы боитесь? – спросил я. – Не могу понять. Или вы думаете о том же?
– О чем?
– О том, что смерть Сью связана с войной.
– Нет, не совсем. Но мы работали вместе и занимались одним делом. Если Сью убили, то тот или те, кто убил ее, могут попытаться убить и меня. Я понимаю, что мои слова звучат по-детски, но я боюсь.
– Вы уже говорили, но, по-моему, у вас нет причин для страха. Или вы знаете больше, чем я?
– Нет, нет. Именно это-то и ужасно. Для того, что случилось, не было никаких причин.
– Ну хорошо. Если вы напуганы, почему бы вам не уехать с острова? Вернитесь к родным в Штаты. Многие не могут жить на Оаху, и вы, вероятно, тоже.
– Я уезжаю, – тихо, но решительно сказала Мери. – Без Сью я не смогу работать на радио. Утром я уволилась.
– Потерять сразу вас обеих – большой удар для радиостанции.
– Считаете меня предательницей?
– Чушь, – сказал я. – Человек должен сам распоряжаться собственной жизнью. Если на Оаху вам страшно, значит, надо уехать.
Вдалеке на берегу заговорили орудия. Мери прильнула ко мне, и я, обнимая ее за плечи, чувствовал, как напрягается в ее теле каждый нерв.